Ярость
Шрифт:
– Он что? – тут Ида сделала театральную паузу и понизила голос. – Изменил тебе?
– Хуже.
– Тогда что же?
– Он изменил себе.
Взглянув на дочь, Ида наконец-то поняла, что так неуловимо изменилось в ней за последнее время – в Соне появилась невиданная ранее решимость. Глаза дочери сверкали, как горящие угли. Ида испуганно отшатнулась.
– Вот те раз, – растерянно прошептала она. – А ну пойдем на кухню, ты нам все подробно расскажешь.
Буквально силой она потащила Соню за собой, и ровно через пять минут три женщины уже сидели вокруг круглого стола, плотно заставленного чайным сервизом.
Рассказ
Чтобы не разрушить хрупкую атмосферу редкого семейного единения, Евдокия постаралась как можно тише выбраться из-за стола и на цыпочках метнулась в прихожую. Обратно она прибежала, топая как слониха. Картинно появившись в дверях, перевела дух и выпалила:
– Тимур!
– Вот те раз! – ошарашенно повторила Ида свое любимое восклицание.
В ее увлажнившихся от удовольствия глазах сверкнул тот огонь, который всегда появляется у бодрой легавой перед тем, как она стрелой полетит по кровавому следу.
– Что будем делать? – заговорщицки воскликнула мать, как будто все услышанное за столом уже объединило их в одну надежную команду.
Соня поникла головой, а энергичная Лыжница сразу восприняла ее позу как мольбу о заступничестве.
– Я его в шею! Он на лестнице стоит, я сказала, чтобы подождал, так я его…
Ида торопливо схватила дочь за плечи и затрясла ее изо всех сил.
– Тебе нужно что-то решать! Чего ты ждешь? Скорее!
Соня встала из-за стола и произвела пальцами сухой щелчок. Не медля ни секунды, из глубины коридора примчался Перро. Огромная собака в покрытом шипами ошейнике уселась в дверном проходе и вопросительно уставилась на хозяйку.
От тяжелого предчувствия у Иды похолодело внутри, и она с ужасом посмотрела на разинутую пасть собаки.
– Ты не можешь, это бесчеловечно, – тихо прошептала она. – Что бы там ни случилось, он такого не заслужил, одумайся!
– Кто и чего не заслужил? Не понимаю, о чем ты?
– Собираешься натравить на него собаку?
– Ты, мама, совсем тут с ума сошла, я собираюсь уйти через черную лестницу. Если хотите, можете сами с ним общаться, обо мне ничего не говорите. Сегодня у меня выставка в Манеже, а вечером уеду в Павловск. Оттуда позвоню. Вот, собственно, и все. Ты что-то говорила про деньги?
Стараясь двигаться как можно тише, Евдокия выскочила из кухни и на цыпочках прокралась в прихожую. Через минуту она вернулась с кредитной карточкой. Загремели засовы, и в спешке Едокия опрокинула стоявшие между дверей мусорные ведра. Стали прощаться.
– Сонечка, солнышко, девочка моя, – переходя от волнения и суеты на тон торжественной декламации, начала Ида.
Она протянула к дочери руки.
– Как же все это решится?
– Все, Ида, я пошла. Решится.
– Деточка, ни о чем не думай, мы с ним разберемся, – бодро пообещала Лыжница.
– Все, все. Пошла.
– Постой!
– Стою.
– Подожди, не уходи, – упавшим голосом попросила Ида. – Я сейчас.
Она отсутствовала несколько минут, а когда вернулась, бросилась Соне на шею.
– Вот, возьми, теперь он твой.
Ида вложила дочери в ладонь что-то мягкое. Соня взглянула на подарок и непонимающе подняла брови.
– Это тот самый платок твоего отца.
Мятая белая тряпица пахла старыми вещами. Раздумывать было некогда, сунув платок в карман, Соня поцеловала мать и Евдокию и, перепрыгивая через ступеньки, понеслась с собакой вниз. Ида расправила плечи и вельможно молвила Лыжнице:
– Приведи его.
6
Придя на Мойку, Тимур долго разглядывал фронтон нужного дома. Ему пришлось собрать всю свою храбрость, прежде чем он заставил себя войти в парадную. Лифт напоминал гильотину с обратным ходом, и он пошел пешком. Этаж, еще один, еще, – запыхавшись, он добрел до самого верха: вот она, коричневая дверь с эмалированным номерком, привешенный к перилам горшок с засохшей геранью и все тот же коврик с дурацким «Welcome».
Открыла Евдокия. Тимуру даже говорить ничего не пришлось – странная женщина выскочила на площадку, что-то пробормотала и сразу исчезла.
Прошло несколько минут мучительного ожидания. Наконец его пригласили войти.
– Тимур, какой приятный сюрприз! – воскликнула мать Сони, протягивая к нему руки.
Несмотря на жаркий день, Ида была закутана в платок. Ее глаза так и впились в него.
– Вот так встреча. А где моя дочь?
Обострившиеся чувства позволили ему разобрать в том, как было произнесено «моя дочь», скрытый сигнал. Понимая, что стоять и молчать глупо, Тимур глухо выдавил из себя:
– Я потерял ее.
– То есть как потерял? – издевательски спокойно спросила Ида, насмешливо приподнимая брови. – Она что, вещь? Где ты ее потерял? Забыл на улице? Да что с тобой, ты нездоров? Пройди сюда, на свет, дай-ка на тебя взглянуть. Да, хорош гусь, ничего не скажешь. Тебя как будто поездом переехало.
Ида потянула гостя на кухню, усадила на стул, а Евдокия суетно застучала чашками, убирая со стола следы недавнего чаепития.
– Да говори же, ты заставляешь меня трепетать, что случилось?
Тимур открыл было рот, но, подняв глаза, не смог выдержать взгляда двух женщин, прекрасно выучивших свои роли. Смутившись, он глухо забормотал:
– Она ушла, ее нигде нет. Вот я и подумал, может, она дома. Мне нужно ее увидеть…
– Стой, остановись, пожалуйста! – решительно прервала его бормотания Ида. – Вы поссорились?