Ярость

Милошевский Зигмунт

Вход в подземелья был тщательно закрыт пленкой.

— Зайдем через больницу, — сказал Берут.

Он повел через сад и дальше, к лаборатории, в которой делали анализы; там должен был находиться один из боковых входов. Шацкий ожидал необычных неоготических интерьеров, но здесь была банальная больница, с линолеумом на полу, подвесными потолками и выкрашенными зеленой краской стенами, с деревянной панелью на высоте пояса, чтобы кровати и носилки не отбивали штукатурку. Прокурор с полицейским прошли немног по коридору и спустились по ступеням в подвал. Он уже выглядел не столь опрятно, подвесной потолок сменился сводчатым, но, все равно,

это не был оставшийся после немцев подвал, какого ожидал, с кирпичными стенами и названиями помещений, выписанными готическим шрифтом.

Берут сорвал полицейскую пломбу с самых обычных дверей, и они прошли в подвальное помещение.

— Так чем же все это было?

— Противовоздушным убежищем, выстроенным во время войны для пациентов госпиталя и богадельни.

— Богадельни?

— Здание с другой стороны улицы, сейчас это интернат школы для медсестер, но сто лет назад его выстроили в качестве Armenhaus, богадельни для тех, кто нуждался в постоянной помощи, а семьи не имел. Замечательный пример заботы государства об отверженных.

— Рейх заботился о собственных подданных.

Они вошли в средину, и Берут щелкнул выключателем, темноту прогнал яркий свет полицейских прожекторов. Как правило, Шацкий видел их подключенными к жужжащим генераторам, здесь же светильники подключили к больничной электросети.

— Тогда это была еще Германская Империя, — поправил полицейский.

— Ну да, так называемый Второй Рейх. — Шацкий не собирался сдаваться перед местным патриотом. — А мне казалось, будто бы вы знаете историю своей малой родины. Малого Рейха, можно сказать.

Он ожидал старой песни, что здесь Вармия, а не Мазуры, Королевская Пруссия, до разделов^[47] — священная польская земля, и так далее, но Берут просто прошел в помещение.

Убежище не было огромным, сразу же за входом находились санитарные помещения, за тем зал — точно такой же, в котором обнаружили скелет.

— И много здесь таких залов? — спросил Шацкий у Берута.

— Этот и второй, в котором мы были ранее. Четыре входа. Один в больнице, второй в интернате, и два аварийный, на случай разрушения зданий. Их уже давно засыпали.

— Выходит, кто-то должен был зайти через здания.

— Я понимаю, о чем вы думаете. К сожалению, в интернате у поста администратора имеется только одна камера, и, теоретически, мимо нее вроде как нужно пройти, только никто в здравом уме через интернат заходить бы не стал. Там все время кто-то да крутится, вроде как ночная тишина, но с молодежью, мы же знаем… — Берут произнес это таким тоном, будто сам молодым никогда не был. — В свою очередь, в больнице мониторинг получше, но это несколько зданий различного времени постройки, больше десятка входов, проходы, соединительные отрезки — настоящий лабиринт. И все время движение, ежедневно новые лица. Легче лишь на вокзале раствориться в толпе.

Шацкий подумал, что, в конце концов, сотрудничество с желторотым новичком, который еще недавно хватал пьяных водителей и выслеживал, наверняка со страшной заядлостью, государственных служащих, переходящих улицу на красный свет, будет выглядеть не так уже и паршиво.

Они прошли по знакомому коридору, под накрытой полиэтиленовой пленкой дырой, из которой доносились отзвуки городской жизни, и добрались до зала, в которой были обнаружены кости. В последний раз, при свете фонариков, было в нем нечто таинственное, ожидание приключений

родом из молодежной книжки. Теперь же ярко освещенное помещение выглядело обычным, серым и уродливым; прожекторы изгнали из углов тайну, заменив ее пылью, плесенью и крысиными экскрементами.

— Следы? — спросил Шацкий.

— Все собраны, но, похоже, нет ничего, если не считать обычного дерьма, накапливающегося в таких свалках. Отпечатков рядом с местом обнаружения останков нет, на дверях — тоже нет. Но не надо забывать, что на дворе конец ноября, все ходят в перчатках. Да, немного нанесенной грязи, но никаких следов обуви, которые бы позволили сделать хоть какой-нибудь вывод.

— Мешок? Сумка?

— В чем бы кости не принесли, это что-то забрали с собой.

Шацкий размышлял.

— А грязь: со стороны больницы или со стороны интерната.

Берут выгладил усы. Характерным жестом: большим и указательным пальцем прошелся от носа к уголкам губ, под конец резко выпрямляя пальцы, как будто желая что-нибудь стряхнуть с растительности на лице.

Шацкий посчитал эт жестом озабоченности.

— Пан прокурор, с самого начала никто из нас не рассматривал это место как место преступления. Ну, старый немец, всего-то дел. Вошли, рутинно проверили помещения, погода такая же, какая есть.

Шацкий покачал головой. Он не собирался кому-либо предъявлять претензии, поскольку и сам поступил идентично. Сейчас же глядел на ржавую кровать и думал о вчерашней беседе с Фальком. Какой-то сумасшедший тратит массу сил на то, чтобы Найман умер в мучениях, где-то в отдаленном месте растворяет того живьем в препарате для прочистки труб.

И теперь вариант первый: некто плохо посещал уроки химии и страшно удивлен тем, что у него осталась куча костей. Что делать? Закопать, ясное дело. Выкопать полутораметровую яму, забросить туда кости в пластиковом мешке, и дело с концом. Почему он так не сделал? Быть может, не мог. Потому что убил на каких-нибудь промышленных территориях, а там все забетонировано и заасфальтировано. Но, возможно, потому, что не хотел. Испугался, что кто-то выкопает. Так или иначе, но кости с места преступления забирает. Почему оставляет их здесь? Если знает, что подобное место существует, то ему известно и то, что сюда никто не заглядывает. Действует он под давлением, в напряжении, при нем мешок костей, доказательство совершенного преступления. Ему кажется, что старое убежище будет хорошим местом, пока не придумается чего-нибудь лучшего. Поначалу он просто бросает сумку, но в последний миг решает кости высыпать. Если каким-то чудом пацан из интерната даже и обнаружит их в ходе забавы по лапанию девиц, все подумают, что это какой-то старинный немец. И так почти что и случилось.

И вариант второй: наш некто изучал химию очень даже хорошо, для него было важно, чтобы от Наймана остались только кости. Вполне возможно, что на свет выйдут какие-нибудь мафиозные делишки, гангстерские разборки, что объясняло бы странное поведение жены. Вполне возможно, это должно было бы стать посланием конкурентам: поглядите-ка, мы способны за несколько дней превратить мужика в наглядное пособие для студентов-медиков. Так что нечего заступать нам дорогу. Но тогда бы они выслали его сообщникам Наймана в коробке с бантиком, ну или подбросили в каком-нибудь смешном месте, в замковых подвалах, чтобы средствам массовой информации было чего трубить. Оставлять сообщение в месте, где ни у кого нет шанса его прочитать, лишено всякого смысла.