Ящик водки. Том 3

Кох Альфред Рейнгольдович

Я отнюдь не пытаюсь оправдать действия русской армии в Чечне ни сейчас, ни 150 лет назад. Я тем более не пытаюсь оправдать сталинскую депортацию. Сам не понаслышке знаю, что это такое. Я просто хочу сказать, что представителям набеговой нации неплохо бы провести такой мысленный эксперимент. Вот вообразим себе, что не русская армия и внутренние войска, а, допустим на минутку, какая-то непреодолимая инопланетная сила, смерч духа, меч господень заставляет чеченцев изменить свои представления о добре и зле, о мужестве и милосердии, о доблести и чести. Да, отказаться от дорогих сердцу истин, да, «потерять лицо», как говорят японцы, но — сохранить нацию! Представьте

себе, что неуклюжая и бестолковая русская армия — всего лишь орудие божественного Провидения. Быть может, это кто-то там, наверху, вам подсказывает — поменяйтесь, время не то, все уже по-другому, вы разве не видите? Что? Все равно — до последнего чеченца? Пророк Иеремия вот как описывал Божий гнев на народ Израиля и говорил, что вавилонская армия — есть бич бога:

7«…Выходит лев из своей чащи, и выступает истребитель народов: он выходит из своего места, чтобы землю твою сделать пустынею; города твои будут разорены, останутся без жителей.

8 Посему препояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева господня не отвратится от нас.

9 И будет в тот день, говорит господь, замрет сердце у царя и сердце у князей; и ужаснутся священники, и изумятся пророки.

10 И сказал я: о, господи боже! Неужели Ты обольщал только народ сей и Иерусалим, говоря: «мир будет у вас»; а между тем меч доходит до души?

11 В то время сказано будет народу сему и Иерусалиму: жгучий ветер несется с высот пустынных на путь дочери народа Моего, не для веяния и не для очищения;

12 и придет ко Мне оттуда ветер сильнее сего, и Я произнесу суд над ними.

13 Вот, поднимается он подобно облакам, и колесницы его — как вихрь, кони его быстрее орлов; горе нам! ибо мы будем разорены.

14 Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе: доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?

15 Ибо уже несется голос от Дана и гибельная весть с горы Ефремовой:

16 объявите народам, известите Иерусалим, что идут из дальней страны осаждающие и криками своими оглашают города Иудеи. …»

(Ветхий завет. Поел. Пр. Иер. Гл. 4; 7—16).)

А вот имам Шамиль, мне кажется, такой эксперимент провел. И даже ответил на все вопросы, которые возникли по ходу эксперимента. Как ответил? Да вы знаете…

Как меняться? А кто его знает… Может быть, сначала ответить на более простые вопросы. Например, почему у большинства наций на войне: застрелил врага — да и все, а у чеченцев надо как-то покровавее, с отрезанием головы, да по телевизору, да кишки на забор, а голову на кол? Или почему чеченцы любят себя сравнивать с волком? Почему считается, что это красивое сравнение? Почему такая странная эстетика?

А я мечтаю, чтобы наступило когда— Нибудь такое время, когда чеченская мать, убаюкивая своего маленького сыночка, свою кровиночку, споет ему колыбельную песню не про кровавый набег на гяуров и не про героя— Абрека, а про плюшевого мишку, красивый цветочек и коровок на лугу. Вот тогда все и случится.

Свинаренко: С Чечней пора бы определиться. Или с ней по-хорошему, или по-плохому…

— А когда у нас было по-хорошему? Всегда по-плохому. Только Наполеона сделали, тут же на Кавказ пошел Ермолов, в 1816 году. И до тех пор, пока русские Шамиля не приняли.

— И все-таки что заставило Хрущева вернуть чеченов? Ну сказал бы, что вопрос рассматривается, ждите, партия заботится о вас…

— Бессмысленно это осуждать.

— Солженицын. Мы его сегодня

уж немало цитировали. А вот сам факт, что он вернулся в Москву, в Россию, — как на тебя тогда подействовал?

— Я очень люблю Солженицына. Мне было приятно, что он приехал.

— И мне было приятно. А прежде, все те годы после 91-го, я думал — а чего ж он все не едет? Казалось бы, самое место ему на баррикадах у Белого дома… Но он, может, знал — как и многое угадал наперед, — что не очень он тут нужен. Этому народу. Который любит Жирика и Киркорова. И вот он тянул, тянул…

— Я его очень хорошо понимаю.

— Ну, мы — ладно. А массы его не понимали.

— Что такое массы? А Набокова массы понимают?

— Ну, Набоков — писатель, а Солж — политик и мыслитель. Он приехал, рассказал все умное, а ему говорят: ну и что?

— Вот я удивляюсь, вы меряете людей по их общественной значимости, как вас учили в учебнике «Родная речь».

— А тебя по каким учебникам учили? Не по тем же разве?

— Может, он просто помереть захотел на родной земле? Он раньше не ехал, потому что не чувствовал, что умирает. А в 94-м ему показалось, что он скоро умрет, и он вернулся. Захотел умереть в России.

— Но скажем и вот что: он не востребован.

— Ну и что? Я тоже не востребован, и что мне теперь, вешаться? Я востребован своими детьми, своей женой, близкими и любимыми людьми…

— Солж должен быть, к примеру, экспертом правительства…

— Почему?

— Потому что умный. Энергичный. Зрит в корень. Дает точную оценку явлениям и ситуациям. Не поддается на разводки. Не ловится на бабки. Не убедительно? Потому что все его прогнозы сбываются, наконец. Остальные-то вслепую идут, а этот знает, куда. Хорошо б иметь такого поводыря нашему начальству, которое как-то вяло руководит, и не сказать чтоб последовательно или хотя б эффективно.

— Может, в правительстве мудаки?

— Путин должен его вызывать на заседания в верхах и спрашивать: «А что думает товарищ Жуков? (Только вместо Жукова у него будет Солженицын.) Что, он еще не в курсе? А чего ж вы мне проект постановления суете, когда Александр Исаич его даже не видел? Все, идите по домам, двоечники, и к следующему уроку подготовьтесь получше».

— Значит, докладываю тебе. Ельцин хотел ему дать орден «За заслуги перед Отечеством». А Исаич обратился к нему с просьбой не вручать ему эту награду, потому что он ее не примет все равно, откажется — и тем поставит Ельцина в неудобное положение.

— Вот это красивый поступок! Причем он не стал дожидаться вручения, чтоб там устраивать шоу. А тонко поступил, аккуратно. Тонкий человек. О чем я тебе и толкую.

— Путин оказался хитрее. Он сам к нему поехал. А вот Исаич, говорят, принял его достаточно сухо. Разговаривать с ним фактически отказался. Поговорил перед камерой на общие темы, и все. А на приглашение нанести ответный визит вроде бы не откликнулся.

— А орден ему Путин туда привез? Так из кармана внезапно выхватить и — опа! — приколоть. И ничего уже не сделаешь, приплыли. Все.

— Да, незаметно на спину приколоть.

— И человек зашкваренный.

— Первой степени.

— Различной степени.

— С бриллиантами и бантами.

— Или так: «Я тебе, Солж, привез списки чекистов, которые мучили честных диссидентов. Что с ними делать? Погоны оторвать? Или того? Как скажешь, так и будет. Хочешь — расстреляю их к такой-то матери. У меня их тем более полно. И все они требуют, чтоб я их устроил получше…»

— Не, я думаю, он к нему приехал с другой речью.