Ясень
Шрифт:
Эти двое вполне могли бы быть братьями.
Впрочем, Морталь самолично раскопал всю подноготную торгаша. У того действительно был брат-погодок: только умер вместе с родителями во время поветрия восемь лет назад, чему имеются и письменные, и устные подтверждения.
Вот так. Придется теперь подумать, как и когда сходство между Илло и Мэннором использовать. И еще я очень доволен, что отправил в Ясень не Илло, а Морталя. Я предпочитаю сам управлять событиями.
Кроме баллады в письмах, Морталь находит время ворошить торговые книги. Я читаю, сколько в день издержано
Но, судя по скучному лицу моего казначея, Морталь, скупил там полгорода…
Похоже, лазутчик преуспеет в том, на чем споткнулись, убегая от Незримых, наши предки. Поясок земли по левобережью Ставы — нынешний рельм Мелдена — вот все, что им удалось в свое время откусить от владений Ясеня. Ясеню остались его земля, его язык, обычаи и боги, а нам — могущественный и весьма неприятный сосед.
Итак, Морталь требует и требует денег, а взамен сообщает, сколькими гвоздями принято прибивать в Ясене подковы. Я не знаю, сердиться мне или смеяться. Впрочем, описания клейм на подковах и бляшек на упряжи могут многое сказать сведущему уму. И мой соглядатай, к его чести, никогда не тратит деньги понапрасну. А когда можно — прекрасно обходится без них.
В конце концов, Морталь сменяет гнев на милость и сообщает действительно важное: Золотоглазая с еще одной из бывших Избранных, Наири (дочерью златокузнечного старшины Герсана), побывала в Казанном Святилище, главном и наиболее чтимом в Ясене. Морталь точно называет время посещения, но даже ему не удается проведать, о чем волхвы говорили с Керин.
Самое невероятное, отмечает Морталь, что ее — женщину — допустили к кощунам и что она оттуда вернулась. Он расценивает это доказательством избранничества куда более верным, чем даже истребление ящера. Впрочем, старшины Ясеня все равно недовольны. Повод у них есть.
Меня весьма позабавила история про то, как купеческая дочь Наири прибрала к рукам драконьи сокровища. Старшины только в очередной раз зубами скрипнули: цена крови — она цена крови, не отберешь. На снаряжении войска выгадали, по крайней мере.
Очередная птица приносит весть, что войско Керин Освободительницы вышло из города. По дорогам окрест Ясеня конные движутся быстро. Со дня на день перейдут рубеж.
Но… войско это тянет едва-едва на хоругвь — пять десятков мечей.
Но… в отряде ни одного толкового полководца, ни даже опытных кнехтов.
И с этим вот она собирается освобождать нас от Незримых?
Похоже, старшины перехитрили самих себя. Уж если город сменил Дракона на Избавительницу, то зачем тут же посылать ее с горсткой новобранцев на верную гибель? Какая в том выгода?
Да один Мелден (несмотря на свой бунтующий рельм) съест девчонку за раз — настоящая она там или нет!
Просто зло берет, когда видишь драгоценный меч в навозной куче.
А с другой стороны… Если это действительно меч, а не изукрашенная игрушка, — он сам о себе позаботится. Время
В конце концов, в моем противостоянии с Ясенем мне на пользу послужит как живая Золотоглазая, так и мертвая. Девчонка уже совершила такое, что даже погибни в первом бою, старшин кинутся резать за вероломство благодарные ей горожане…
Не сообразят сами — надоумит мой посланник, Илло. И возглавит дело святой мести в роли безутешного жениха. Да, именно так. А Морталь и дама Тари присмотрят, чтобы Мэннор не помешал. По описанию Морталя, сам торгаш слишком осмотрителен, чтобы сгодиться на это, так пусть не путается под ногами.
Хорошо!
Я хлопаю по письму до боли в ладони. Пора давать новое задание Морталю. И, заменяя кем-то менее приметным, возвращать домой Илло. Потому что вот уже четвертый день, начиная от кануна летнего солнцеворота, войско Избавительницы идет по землям Мелдена.
Глава 9
У юноши по имени Илек из хоругви Золотоглазой захромала кобылка. Он спешился и стал осматривать ее ноги, полагая, что управится как раз до появления хвостовой сторожи — отряд ушел вперед.
Когда Илек, держа пегушку за левое переднее копыто, уже выцарапывал камешек из-под подковы, она вдруг осела на зад, по-заячьи закричала и стала проваливаться в воздух. Илек отлетел и упал на дорогу. В последних рядах отряда кони тоже ржали, вставали дыбом, смешивали ряды.
Придя в себя, Илек понял, что изо всех сил тянет за недоуздок, упираясь ногами и ерзая в пыли, кобылка тоже упирается и ерзает, и все равно проваливается, как в хлябь, исчезнув по репицу хвоста, а над дорогой, над зеленым молодым сосняком, несмотря на ржание и крики, висит колокольная тишина.
Кто-то успел схватить пегушку за недоуздок, кто-то тянул за пояс ее хозяина, подскакала от головы отряда со свитой Керин, а за спиной кобылки — или это помстилось от усилий и жары? — мельтешил слюдяными искорками воздух.
И тут полыхнуло в этом месте, словно разлетелась пыльца, и Илек, и помощники, и свободная и, как он потом узнал, совершенно целая пегушка попадали, где стояли. А в сосняке негромко цвыркнула какая-то птаха, и немедленно заголосили в разнотравье кузнечики.
И тогда сгрудившиеся на дороге молодые воины поняли, чего мучительно недоставало им с того мига, как подковы отряда прогремели по деревянному настилу мостков сторожевой вежи на границе Ясеня.
Леська уговаривала пегушку, что-то шептала в дрожащее ухо, оглаживала. Тума помог Илеку подняться:
— Ага! Не схарчил тебя Незримый.
И после неосторожных этих слов Илек опять бухнулся на песок.
Керин совсем белая сидела в седле.
— Худо тебе?! — ахнула Наири.
— Х-холодно…
Велем закутал Керин в свою овечью куртку, а Гино из бочонка, притороченного к седлу, нацедил густого меда, протянул Золотоглазой чашку. Она выпила залпом.
— У-ух! — сказал Велем, вдыхая медовый запах. — В седле-то удержишься?