Ясновидящая
Шрифт:
— Кто же он?
— Я не вижу его лица. Я улавливаю только его мысли и чувства.
— Он ее знал прежде?
— Встречался. Видел ее, возможно, разговаривал. А собаке он дал снотворное. С гамбургером. Рискованно, однако риск его только возбуждает. Возможно, его кто-нибудь видел. Все прошлые случаи свидетелей не было.
— Какие прошлые случаи? — насторожился Карл.
— Первой была Хоуп. Потом последовали четыре других, о которых я знаю. За последние восемнадцать лет это случилось пять раз. Все убийства произошли в августе, все убитые — молодые блондинки. Все они того возраста, в котором была бы Хоуп, будь она жива. Шерри, наверное, была
— Серийный убийца? И в течение восемнадцати лет!
— Можете сверить мои слова с данными ФБР. И он все еще продолжает убивать Хоуп в лице других женщин…
Она встала, и чашка застучала на блюдце, так дрожали у нее руки.
— Боюсь, что убийца — мой отец.
— Но почему ты так решила? — спросил Кейд.
— Когда он бил меня, то сексуально возбуждался. Он не прикасался ко мне в этом смысле, но, причиняя мне боль, он доставлял себе удовлетворение. Вспоминая тот вечер, думаю, что он знал о наших планах с Хоуп встретиться поздним вечером. Он вышел к обеду в прекрасном настроении, а это было редкостью. Он словно ждал, что я совершу какой-нибудь промах. И когда я его совершила, он так меня избил, что в ту ночь я не способна была куда-нибудь пойти.
Когда он заявился в магазин, там как раз была Шерри. Она написала адрес и телефон, чтобы я могла сообщить ей о своем решении. Отец знал, что я никому не скажу о его приходе. И звонить в полицию тоже не стану. Но на ее счет у него такой уверенности быть не могло.
— Вы думаете, что Ханнибал Боден убил Шерри Беллоуз потому, что она его видела?
— Он мог использовать это как оправдание для убийства. И я знаю, что он способен убить. Извините. Я плохо себя чувствую.
Она вышла из кухни и направилась в спальню. Собравшись с силами, Тори встала под горячий душ. Ей было холодно. Казалось, ничто в целом мире не сможет ее согреть. Затем, завернувшись в большое полотенце, она приняла сразу три таблетки аспирина и уже хотела лечь в постель, чтобы все позабыть во сне.
У окна спальни стоял Кейд и смотрел в ночь, посеребренную луной.
— А я думала, что ты ушел.
— Ты лучше себя чувствуешь?
— Да, я чувствую себя прекрасно.
— Вряд ли.
— Да, — она надела халат, — мне гораздо лучше. Спасибо. Ты можешь ехать. Теперь я сама со всем справлюсь.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? Хочешь отодвинуть меня на удобное расстояние. Удобное для кого? Для тебя? Меня?
— Для нас обоих, я думаю…
— И больше ты ничего не думаешь обо мне? О нас?
— Я ужасно устала. И ты, уверена, тоже. Все это вряд ли доставило тебе удовольствие.
Он подошел к ней. Глаза у него полыхали гневом.
— Ради бога, Тори! — Он провел рукой по ее щеке, запутался пальцами в мокрой копне волос. — Неужели все тебя предавали в трудное время?
Она не ответила. Не могла. Слеза скатилась у нее по щеке. Он подвел ее к кровати и усадил себе на колени.
— Отдохни, — сказал он, — я никуда не собираюсь уходить.
Тори прижалась лицом к его плечу, ощущая его тепло, силу, его надежность.
Нежно, очень нежно он провел руками по ее телу, медленно ослабил узел пояса и снял с нее халат. И положил свою руку ей на сердце. Оно бешено застучало.
— Думай обо мне, — сказал Кейд, — посмотри на меня.
Он поцеловал ее шею, погрузил руки в ее волосы, а она стала расстегивать его рубашку.
— Как хорошо, что ты со мной, — прошептала она. — Ты такой теплый. Настоящий.
Он коснулся губами ее груди. Кровь у нее побежала быстрее
А в мире Кейда сейчас не было никого, кроме нее. Темно-серый дым ее глаз поглощал все вокруг… Она легла на него сверху, прильнула всем телом, и он ощутил судорогу, пронзившую ее…
— А теперь тебе надо поспать, — мягко сказал он.
— Я боюсь спать.
— Но я же буду с тобой.
— Ты не принесешь мне стакан воды?
Когда он вернулся, она сидела на краю постели. В халате.
— Мне надо поговорить с тобой. Я должна рассказать тебе о своей жизни в Нью-Йорке.
— Я знаю, что там произошло, но ты ни в чем не виновата.
— Ты знаешь далеко не все. Только то, что слышал в новостях.
Он провел рукой по ее волосам.
— У тебя была другая прическа. Ты стриглась короче и осветляла волосы.
— Пыталась обрести новое «я». — Она выдавила из себя смешок.
— А мне больше нравится, какая ты сегодня.
— С тех пор во мне многое изменилось, не только прическа. Я сбежала в Нью-Йорк, когда мне исполнилось восемнадцать. У меня были небольшие сбережения. Я всегда умела копить, да еще бабушка дала мне две тысячи долларов. Наверное, это спасло мне жизнь. Я смогла снять себе квартиру. Ну, не квартиру, а комнату в Вест-Сайде. Маленькую, тесную комнатушку, но я ее очень полюбила. Она была моя. Потом я получила работу в магазинчике сувениров. Через два месяца я нашла работу получше. Ездить на работу было далеко, но здесь немного больше платили и было так приятно находиться в окружении красивых вещей. Меня повысили в должности, я стала помощником менеджера, и у меня появились друзья. Я стала ходить на свидания. Я оторвалась от прошлого. — И она взглянула на Кейда. — Я забыла про Хоуп.
— Ты имела право жить собственной жизнью, Тори.
— Однажды я поехала навестить родителей. Надеялась наладить с ними нормальные отношения, но главным образом мне хотелось показать, чего я достигла независимо от них, только своими силами. Вот я какая: у меня есть красивые платья, хорошая работа, и я счастлива. Я потерпела поражение по всем статьям.
— Это они потерпели поражение.
— Неважно. Вернулась я в Нью-Йорк немного не в себе. Как-то я кое-что купила в супермаркете, пришла домой и стала выкладывать покупки. И помню, как я стояла в своей крошечной кухне, держа пакет молока. А на нем был портрет девочки, Карен Анни Уилкокс, четырех лет. Она пропала. Но я видела не картинку. Я видела саму Карен, только она была не светленькая, как на картинке, а шатенка и коротко подстрижена. Она сидела в комнате и играла в куклы. Стоял февраль, но в окне ее комнаты я видела голубое ясное небо и слышала плеск воды. То был шум моря. «Значит, Карен во Флориде, — подумала я. — Она живет на побережье». И когда я опомнилась, картонный пакет был на полу и молоко разлилось.
Тори отпила глоток воды и отставила стакан в сторону.
— Я ужасно на себя разозлилась: какое мне дело до всего этого? Но затем я вспомнила о Хоуп.
Тори встала и подошла к окну.
— Я все время думала о маленькой Карен и пошла в полицию. Они приняли меня за сумасшедшую. Я не знала, что делать, но не могла выбросить из головы девочку. Разговаривая с двумя сыщиками, я вспомнила и сказала одному из них, что если бы он не был таким ограниченным и нелюбопытным, то выслушал бы меня, а не думал бы, сколько денег сдерет с него механик, ремонтирующий его машину.