Ястреб над океаном
Шрифт:
Он решил попрощаться с майором Гезеем и его дочерью.
Прежде чем отправиться туда, он зашел в свой каземат и захватил горшок с цикламеном.
– Я ждала вас, – сказала девушка, открывая ему дверь. – Отцу так плохо… я боюсь. Мне кажется, что он слабеет с каждым днем. А! Мой цикламен!..
И бледное лицо Кэт покрылось румянцем.
– Мне так хотелось сохранить его, – сказал молодой человек. – Пять дней этот цветок стоял у моего изголовья, но кто будет ухаживать за ним? Я принес его вам, мисс…
– Благодарю вас, – сказала она. – В этой внимательности и деликатности виден француз: другой и не стал бы…
«Другой! – подумал он. – Значит, Спарк…»
Это замечание придало ему смелость. Он готов был сказать ей, что он уносит ее образ в глубине своей души, что он любит ее…
Но он не осмелился говорить в нескольких шагах от раненого, умирающего отца.
Она смотрела на него своими ясными глазами и протягивала золотой образок овальной формы, на котором рельефно выделялся образ Девы кисти Мурильо, поднимающейся на небо среди туч и ангелов, опираясь босыми ногами на луну.
– Я не знаю, существует ли отдельный святой для аэропланов, как святой Христофор, покровитель автомобилей, – сказала она, – вот образок, который я носила на шее, когда жила ребенком в монастыре. Позже он висел у меня на браслете, с которым я никогда не расставалась. Нечего говорить, как я дорожу им и верю в этот образок. Я прошу вас прикрепить его на таком месте вашей лодки, где он был бы постоянно перед вашими глазами…
Молодой человек поблагодарил ее от всей души. В это время с постели больного послышалось какое-то болезненное хрипение.
– Вы слышите… Бедный папа… Он будет так же скверно спать, как и в прошлую ночь…
– Умоляю вас, – сказал он, – разрешите мне остаться здесь… около него… около вас! Вы измучите себя, проводя ночи без сна!
– Мы чередуемся с Оливией… Часто доктор проводит у постели по несколько часов.
– Позвольте мне сегодня заменить его… в этот последний вечер, – сказал он очень тихо.
– Я не позволю, господин Рембо… Вы знаете, что вам придется бодрствовать много времени? Ведь решено было, что вы будете спать всю последнюю ночь.
– Я не усну… я более чем уверен в этом.
– Нет, вы уснете… я этого желаю…
Воцарилась тишина… Хрипение, еще более тяжелое, повторилось и прервало их разговор.
– Этот хрип поражает меня в самое сердце, – сказала она. – Если бы вы знали, как он страдает!
Она поспешила к постели, наклонилась и через несколько мгновений вернулась к молодому человеку, робко отступившему к двери.
– Нет, – сказала она, – возвратите мне мой образок…
– Почему? – спросил он молящим голосом.
– Успокойтесь! Я никогда не отнимаю того, что отдала… Но мне пришла мысль… я хочу сама прикрепить его к месту, которое я выберу на вашей лодке.
– Сейчас?
– Нет, перед вашим отъездом.
– Значит, мы еще раз попрощаемся тогда с вами…
– В котором часу вы уезжаете?
– В четыре часа утра.
– В котором часу вы выведете аэроплан из грота?
– За полчаса – в половине четвертого. Все готово для быстрой доставки его на платформу. В настоящую минуту настилают покрытый салом помост, с которого аэроплан будет пущен.
– Который теперь час?
– Скоро восемь часов.
– Выслушайте меня: вы пойдете отдыхать, выспитесь спокойно в течение шести часов. Это необходимо в интересах вашего дела. Я так хочу, – повторила она несколько властным тоном, и глаза ее блеснули. – Вы обещаете?
– Я сделаю все, что вам угодно…
– Я буду подражать вам. Оливия заменит меня здесь, а в два часа ночи я отпущу ее. Вы придете тогда за мной сюда.
– В такой поздний час?
– Мы живем здесь вне всяких светских условностей, в осажденной крепости. Не все ли равно – поздний или ранний час?
– Я приду…
– И мы отправимся к аэроплану для прикрепления образка.
– Следовательно, вы будете там в момент отъезда, мисс Кэт?
– Только не на платформе; но я знаю, из какого каземата я увижу ваш отъезд, и буду наблюдать оттуда.
– Из какого каземата?
– Не скажу! Вы не имеете права быть рассеянным в такую важную минуту отъезда… Вам нельзя оборачиваться… Вы будете знать, что я там и молюсь за вас…
– Благодарю вас, – бормотал он.
– Спите, я этого хочу… А в два часа будьте здесь…
Она протянула ему свою тонкую руку, на которой он, наклонившись, запечатлел долгий поцелуй. Он ушел в свой каземат взволнованный, счастливый. Ему казалось, что он чувствует, как она разделяет его любовь.
Его ожидал солдат, состоявший при нем в качестве ординарца. Он отпустил его, приказав разбудить ровно в половине второго под утро. Весь переполненный сладкими мечтами и радостными надеждами, Морис Рембо уснул – ведь она этого требовала…
Но в течение восьми дней он отвык от продолжительного сна и еще задолго до назначенного времени, в полночь, он был уже на ногах, одетый и готовый к отъезду.
Он проверил, все ли взято с собой: нож, компас, ручной ящик с инструментами, так как на аэроплане нет времени переходить с места на место и все должно быть под рукой. Затем он увидел на стене револьвер лейтенанта, комнату которого он занимал.
Это был револьвер системы «Смит и Вессон». Морис снял его со стены – он был заряжен.
Он подумал, что револьвер может ему пригодиться, а офицер легко найдет себе другой, и положил его в карман.
Ему нужно ждать еще два часа до момента свидания.