Ят

Трищенко Сергей Александрович

– А у меня?

– Это же… это же шарлатанство!

– Что вы! Всего-навсего неболшой обман.

– А почему не небольшой?

– Он гораздо жёстче, не такой мягкий, чем вы сказали.

– А он не вырастет?

– Возможно.

– И что будет?

– не знаю. Давайте поразмышляем: бо-ольшой об-ман. Бо-оман, бооман, бо-омон, бо-омонд, бомон-д…

Кто-то, сгорбившись, продавал индивидуальность – снял с себя и наполовину держал в руке, а наполовину – наброшенной на плечи. Из-под неё виднелось

что-то серое и малопривлекательное, скользкое на вид. Но на ощупь проверять не хотелось.

– Зачем вы её продаёте? – спросил Том, которому хотелось узнать как можно больше. А не спрашивая, как узнаешь?

– Нужда заставила, – угрюмо проговорил человек, сутулясь.

Мы посочувствовали, но чужая индивидуальность нас не устраивала: мы имели собственные.

Перед одним из магазинов толпилось ну очень уж много народу.

– В чём дело? – спросили мы. Оказалось, выбросили инкогнито. Из Петербурга. Многие просили хоть одним глазком взглянуть. Этим подбивали один глаз, а вторым разрешали посмотреть. Но много ли после такой операции увидишь?

Чуть в стороне от нас поднимали и опускали хай – большое брезентовое полотнище. То ли проветривали, то ли вытряхивали, то ли встряхивали что-то на нём. Или не что-то, а нечто – нечто конкретное, например.

Незнакомый человек, проходя мимо и улыбнувшись мило, подарил мне обаяние – просто так. Наверное, необходимость в нём отпала, и он решил от него избавиться: не любил обаяния без необходимости.

Для меня оно стало настоящим данайским даром: я ничего не мог поделать с его обаянием, в купленную корзинку оно не влезало. Попробовал сложить его хотя бы вдвое – не получилось. Хотел свернуть в трубочку – не вошло.

Пока я возился с обаянием, отойдя в сторону, к Тому подошёл маленький голупоглазый мальчик, тащивший за рукав большого, и проканючил, подражая хищной птице канюку:

– Дядя, скажи ему, чтобы он сделал мне одолжение.

– Из чего я его сделаю? Охоты нету. Да и не умею я… – отпирался большой, сосредоточенно наматывая сопли на палец и вытирая под носом подолом.

– А что ты с ним будешь делать? – спросил Том, польщённый тем, что его назвали дядей.

– С горки кататься.

– Да сделай ты ему, – обратился Том к мальчику постарше, – трудно, что ли?

– Ладно, пойдём, дружок, – отозвался тот, – поищем должок, растянем…

Мы снова свернули в торговые ряды: они вклинивались в обычную городскую улицу, но быстрее заканчивались. Как и обещал Гид, вторая Ярмарка существенно отличалась от первой, но представляла собой скорее локальный периферийный рынок, а не филиал центрального и даже не филиал филиала центрального. И всё же кое-что новенькое мы увидели и услышали.

– Берите примеры! Берите! Хорошие примеры! – надрывался торговец, стоя за прилавком.

– Так ли они хороши? –

усомнился Том.

– Извольте посмотреть, сами убедитесь, – продавец указал на разложенные на прилавке примеры, – примерьте.

Том долго рассматривал предлагаемое. Особенно ему понравился пример для подражания, двойные контуры которого привлекали взгляд. Он долго вертел его в руках, разглядывая, потом спросил:

– Ну, и куда его?

– Вставляется в подражание, – пояснил продавец. – Вот этой стороной.

– А само подражание где? – не успокаивался Том.

– Купите где-нибудь. Вон в том магазине хотя бы, – указал рукой продавец.

– А-а, так это запасная часть! – догадался Том.

– Скорее, расходный материал, – пояснил торговец. – Пример входит в подражание, как магазин – в автомат.

– В магазине купить, а потом магазин – в автомат?

– Но это если вы магазин для автомата купите в оружейном магазине. А само подражание продаётся вон в том магазине, магазине подражаний.

– Ага! – понял Том и со вздохом вернул пример на прилавок.

Продавец не принял вздох в качестве платы, а лишь сувениром.

– Интересно, это те же самые примеры, что мы видели у грузчиков? – спросил Том, отходя от данного прилавка и переходя к следующему.

– Очевидно, – согласился я, следуя по его следам. – Откуда их ещё брать? Всё со склада.

– Характера?

– Не только. Возможно, и ума. А также действий, поступков – и чем ещё определяются примеры?

– Жизнью?

– Да, но подобное определение слишком общо, чтобы считаться определением, – сказал я и остановился. – А вот и что-то конкретное.

Старая бабка продавала красноцветные полураскисшие, полураскишащие – они почти переползали с места на место – ягодки. «Были цветочки, будут и ягодки», вспомнил я, а также почему-то не к месту: «любишь кататься – люби и саночки возить». Саночки странно сассоциировались, переплелись с санацией, но как именно – я понять не смог.

– Что у тебя, бабуся? – поинтересовался Том.

– Вот «клубничка», вот «малина», а вот и «развесистая клюква», – чуть ли не торжественно – во всяком случае, с достоинством, – ответила бабка. Лицо её, закутанное в серый носовой платок, отсвечивало уверенностью.

«Вот какая парфюмерия! – подумал я. – Надо же так намазаться!» Тут и достоинство, и уверенность, и маска из ягод. Маска-намазка. Во время намаза их делают.

– Такого добра нам не надо, – ответил Том и укорил её: – Постыдилась бы, старая – чем торгуешь.

Бабка помолчала, пошамкала губами, пошарила по карманам, но, не найдя ни одного достойного ответа, отвернулась, ничего не сказав. И продолжая одним глазом искоса наблюдать за товаром, чтобы не стибрили.

– Ишь, чем занимается! – возмущался Том.