Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
За ужином появился Охеда. Поужинав с нами, он установил на столе наш приемник «Браун» и магнитофон, за стол уселись охранники, двое из них встали за моей спиной. Я надел наушники и вскоре услышал позывные Центра. Пепе также наблюдал за моими действиями. Листочки с шифрами Охеда теперь аккуратно отглаживал сам, снимал копию и только лишь после этого отдавал мне на дешифровку. Под взглядом охранников я приступил к расшифровке радиограммы.
В шифровке, однако, не было ничего фатального. Она гласила примерно следующее: «Весту», «Весте». Ваш сигнал в Сантьяго не поняли. Выехал ли «Вест» в Чили? Просим сигнал о прибытии в Сантьяго «Веста» продублировать». Далее следовало несколько незначительных фраз.
«Да, — думал я, — видно, в ЦРУ деньга не зря платят. Они предугадали, что сигнал, который я им выдал, мог означать «опасность», и поставили какой-то свой сигнал, который ничего не обозначал, и тем не менее «мечту» наши «сияли». Прошло уже более недели, а Центр все еще находился в полном неведении о том, что с нами случилось. Что делать? Ведь любая следующая радиограмма может означать катастрофу. Могли дать адрес, явку, какое— нибудь имя… Как прервать эту игру? Американцы, по-видимому, ведут параллельную запись передач из Центра». Пока проводил дешифровку, мне стало жарко, на лбу выступили капельки пота, и наверное, прибавилось седых волос на голове. К счастью, в тексте ничего лишнего.
Передав шифровку Пепе. я встал из-за стола, чтобы хоть немного размяться. Охранники следили за каждым моим движением. Прошелся по комнате, придерживая сваливавшиеся штаны. За неделю я, похоже, изрядно потерял в весе, да и ремень от брюк у меня отобрали.
Наутро в гостиной, где мы так мило беседовали с Пепе, меня ждал еще один человек, с виду настоящий американец, высокий, поджарый, спортивного телосложения, лет сорока пяти, одетый в толстый свитер цвета морской волны и джинсы, обутый в добротные ботинки на толстой каучуковой подошве. Он сидел в углу комнаты, закинув нога на ногу, и изучающе разглядывал меня. «Еще один цэрэушник, — подумал я. — И лицо мне его знакомо».
Память мгновенно подсказала: «За две недели до ареста этот сеньор обратился ко мне по-английски, когда я шел по своим делам по авениде Флорида в центре Буэнос-Айреса. По-моему, он спросил, как пройти к гостинице «Президент».
— Меня зовут Густаво. — представился он хрипловатым голосом на английском языке. — Могу вам сообщить, что ваша жена и дети живы и здоровы. Они живут на загородной вилле и всем обеспечены. И все бы ничего, но нам хотелось бы, чтобы ваша жена была более разговорчивой. Более того, она вообще не хочет с нами беседовать.
— А может, собеседник ей не нравится?
— О да, конечно! — улыбнулся он. — Возможно, вы правы. А скажите, почему ваша жена думает, что вас кто-то предал? (Вот это да! И у нее появились мысли о предательстве!)
— А вы у нее спросите.
— И все же, мне хотелось бы знать ваше мнение по этому поводу.
— Может, кто-то и предал. Откуда мне знать? Все может быть. Разве у вас такое не бывает?
— Бывает. И тем не менее?
— Скорей всего, у нас самих где-то был прокол. Может быть, это связано с последней поездкой жены в Европу.
— В Россию, вы хотите сказать?
— Ну да, в Россию. Домой.
— А она вам ничего не говорила о каких-либо своих подозрениях относительно Европы?
— Нет, не говорила.
— Она что же, не заметила, что ее вели через всю Европу? Или она у вас недостаточно опытна?
— Значит, не заметила. А может, и опыта маловато. Ведь она же не профессионал. Она — привлеченная.
— И что же, вы дома никогда по-русски не разговаривали?
— Это исключено.
— Ну а скажем, на улице, в машине?
— Нет.
— И что, так уж никто из ваших друзей не догадывался, что вы русские?
— Похоже, что нет.
— А может, они вам просто об этом не говорили?
— Вполне возможно.
— О каком сигнале идет речь в полученной шифровке?
— Ну, я же вам сказал, какой сигнал нужно ставить в Чили. Откуда мне знать, что вы там нарисовали?
— Да, наши люди, наверное, напутали и поставили не совсем то, что надо.
— Да вы вообще там, похоже, просто раздавили кусочек мела и думаете, что к вам кто-то после этого выйдет.
— А вы уверены, что вы нам дали правильный сигнал?
— Это уж ваше дело, верить мне или нет.
— Но согласитесь, что ваше поведение там, на конспиративной квартире в высотном здании, никак не способствует нашему взаимному доверию.
В ответ я лишь пожал плечами. Он помолчал.
— А скажите мне вот что: разве у вас не был предусмотрен какой-либо сигнал на случай ареста? Я полагаю, что Центр до сих пор не знает о том, что с вами случилось.
— Ошибаетесь. Центр, по-видимому, уже знает об этом.
— Каким образом? Откуда?
— А вы были на нашей квартире?
— Разумеется.
— Так вот. На кухне окно скользит по дюралевым направляющим. В определенные дни, в определенное время окно должно быть приоткрыто на одну треть, что означает: «Все в порядке».
— А если оно закрыто в этот день?
— Тогда это сигнал, означающий «опасность».
Густаво задумался.
— Окно действительно было закрыто. Но, предположим, Центр таким образом узнал о вашем аресте. Почему же он продолжает радиопередачи?
— Чтобы нас поддержать. Вы же видели, что Центр обращается ко мне по кличке «Олег», тогда как мой псевдоним — «Вест». Так вот, обращаясь ко мне по этой кличке, Центр дает мне знать, что ему известно о том, что с нами произошла «маленькая неприятность».
Густаво снова задумался. От себя добавлю, что все вышеописанное было импровизацией от начала до конца. Я знал, что «Веста» окно на кухне закрыла. А моя настоящая кличка действительно была «Олег», а псевдоним «Весты» — «Олегова». И никакой договоренности с Центром на случай ареста у нас, к сожалению, не было. Но похоже, что аналитики из ЦРУ разгадали эту мою туфту, так как Густаво к этому вопросу с окном и с кличкой больше не возвращался.