Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
— Родители вашей жены?
— Спросите у нее самой.
— Она тоже офицер?
— Нет, она привлеченная, звания не имеет.
— Связь с Центром?
— Односторонняя, по радио, через тайники, по почте, личная.
— Связи, явки, имена агентов, адреса?
— Агентуры у меня не было. Явка по вызову сигналом (буква «X» мелом — этот сигнал означал «опасность!» По получении этого сигнала Центр прекращал связь, и если по истечении одной недели сигнал «X» не заключался в круг, очерченный мелом, то это означало, что мы в руках противника) находится на авениде Маипу у витрины магазина одежды «Рамирес», пароль: «Мы с вами,
— Цель поездки в Чили?
— Задание по нейтрализации агентуры ЦРУ в связи с выборами Сальвадора Альенде. (Это было правдой, что по моей задумке должно было вызвать интерес американцев к моему делу. Откуда мне было знать, что сотрудники ЦРУ сидели в соседней комнате и руководили допросом и что за всем этим с самого начала стояло ЦРУ, которое проводило реализацию наводки, полученной от англичан через предателя Гордиевского.)
— Характер задания?
— Задание я должен был получить на явке в Сантьяго. (Это соответствовало действительности.)
— Вызов на явку?
— Начиная со среды сигнал мелом под табличкой дома № 5 по улице Каррерас. Сигнал означает прибытие в Чили и, соответственно, вызов на явку.
— Тип сигнала?
— Латинская буква «z». (Это был подлинный сигнал для Чили, который в действительности означал: «Я в опасности!» Если же сигнал «зет» был с черточкой — то есть «z», то это означало: «Все нормально. Выхожу на явку». Таким образом, соли сигналы были бы выставлены противником как в Буэнос-Айресе, так и в Сантьяго-де-Чили, Центр был бы оповещен, что с нами что-то случилось.)
— Место встречи?
— Ежедневно, начиная со среды по получении сигнала о прибытии в Чили, у главного входа в зоопарк (подлинное место встречи я утаил, назвав место наугад, так как знал, что в Сантьяго имелся зоопарк).
Следователь заглянул в шпаргалку:
— Опознавательный признак? Пароль и отзыв?
Называю давно «снятые с вооружения» опознавательный признак, пароль и отзыв.
В течение всего допроса Охеда, худощавый, смуглый, щеголеватый, постоянно выходил из помещения, возвратившись, шептал что-то следователю на ухо, иногда приносил записки. Сам следователь также выходил несколько раз.
«Они с кем-то консультируются, — подумал я. — С кем?» Затем следователь с Охедой ушли, оставив меня на попечение четырех охранников, которые постоянно присутствовали при допросе. И так на протяжении двух часов.
Снова вернулся следователь. Предложил закурить. Я никогда не курил, хотя иногда баловался за компанию. Закурил. В голове как будто прояснилось. Охеда принес литровую бутылку пива «Кильмес» и тарелку бутербродов с салями, ветчиной и сыром. Следователь предложил перекусить. Чувства голода не было, хотя хотелось пить. «Надо подкрепиться, — думал я, — если уж решил играть. Иначе долго не протяну».
Выпил стакан пива, пожевал бутерброд. Снова вернулся Охеда, сновавший, как челнок, между нашей и смежной комнатами. «Они впервые сталкиваются с подобным делом, — думал я, — и будучи некомпетентными в делах шпионских, они все куда-то бегают. Видно, за стеной сидит многоопытный дядя. Дядюшка янки? И улик у них пока еще нет, но обыск в доме продолжается, и улики непременно вот-вот появятся». (Я ведь еще не знал, что «Веста»
— Пошли! — сказал Охеда, передавая меня охранникам.
Мешок больше не надевали. Выйдя из помещения, мы стали спускаться по бетонным ступенькам. В предрассветных сумерках я впервые увидел двор, куда выходили стальные двери камер-карцеров. Меня привели в небольшое помещение на первом этаже, в котором на стульях, расставленных у стены, сидели человек восемь в штатском. Я служил в аргентинской армии и знаю, как выглядят старшие военные чины, поэтому сразу понял, что меня привели на «смотрины» к какому-то военному начальству. По-видимому, это были высшие военные чины СИДЭ во главе со своим шефом. Выправка, тщательно ухоженные усы, холеные лица, начальственная осанка, седые головы вперемешку с полированными лысинами. Несомненно, все они были аргентинцы. В стране правила хунта, во главе которой стоял ставленник США, довольно непопулярный в народе генерал Левингстон, получивший военное образование в Америке. Все сидевшие молча вперились в меня глазами. Поимка русского шпиона — событие небывалое.
— Да, давненько мы за вами наблюдаем, — сказал наконец один из них, седовласый, с серебристыми сталинскими усами, но довольно добродушный. С ним мне придется еще не раз встретиться.
В ответ я лишь пожал плечами. «Давненько-то, давненько, — думал я. — Если бы следили, то вряд ли прошляпили бы дорожное происшествие с девочкой. То была уникальная возможность меня наколоть».
— Вы должны рассказать нам все о вашей деятельности в нашей стране. Все-все. Без утайки. От этого будет зависеть ваша судьба и судьба вашей жены и детей.
— Я уже говорил, что разведкой как таковой в Аргентине не занимался, и целью моего приезда в вашу страну была подготовка к переезду в США — страну главного противника. Посудите сами: неужели вы думаете, уважаемые сеньоры, что меня посылали бы вести работу против Аргентины без знания испанского языка? Неужели мне не помогли бы его выучить? Моя главная цель— США. А сейчас вот еще и Китай. У меня намечалась поездка в Гонконг.
Необходимо было неуклонно создавать впечатление, что я против Аргентины ничего такого не делал и никакого вреда стране не принес, а доказать обратное они не сумеют, так как и впрямь мой оперативный интерес был постоянно направлен против США, и при обыске в офисе и дома они наверняка найдут письма, подтверждающие мои слова о перебазировании в США (хотя с территории третьих стран мы также с успехом вели разведку против США). Господа военные, не отрываясь, с недоверием, молча взирали на меня. Как же, первый советский шпион в Аргентине!
Только что сам раскололся! Свеженький! Тепленький! Вот он, дайте пощупать, а то не верится!
— Ваша жена и дети тоже у нас.
— А почему жена и дети? Они-то здесь при чем?
— Мы знаем, при чем, будьте спокойны. Но вы не волнуйтесь, они в добром здравии. Пока. Все зависит от вас.
На этом «смотрины» закончились.
Меня повели какими-то переходами и коридорами и привели в небольшую полицейскую казарму. В большом чисто убранном помещении было несколько двухъярусных металлических кроватей, заправленных серыми солдатскими одеялами. На двух из них спали прямо в одежде полицейские, на других лежали темно-синие полицейские шинели, у зеркальца жужжал электробритвой офицер полиции, лет тридцати, статный и красивый, европейской внешности.