Язверь
Шрифт:
Охотник уколол ее заостренным краем клинка, и струйкой закапала кровь, оставляя следы на одежде. Его забавляло, что жертва страдает.
— Вот, черт. Сразу заживает. Мне бы так.
Другой громко присвистнул:
— Что у нее на спине?
То, что появилось у нее из лопаток, было тяжелым и сильным. Что это, она не видела.
— Продадим буржуям, озолотимся.
«Нужно бежать, пока охотники отвлеклись. Только бы прыгнуть подальше, не на колья внизу. Если получится, никто не заметит. В городе давно уже ночь».
— Смотрите, — она указала
И пока охотники разбирались, в чем дело, с разбега нырнула в окно.
Глава 18. Противостояние
Тот, кто придумал развлечение для мургхантеров, подстраховался на случай, если жертва выпрыгнет из окна. Снаружи, под оконным проемом, прикрепили широкую сетку — ту, что обычно натягивают по периметру, чтобы оступившийся не опасался за жизнь. Охотники знали, что если жертва решит убежать, то приземлится уровнем ниже, и там игра на выживание продолжится в другом варианте.
Гера стала единственной, кому удалось избежать неминуемой участи. Потому что она не упала на сетку.
Возникшее у нее из спины расправилось подобно зонту, который раскрывается от нажатия кнопки. Она ненадолго зависла над местом, где из земли торчали опасные прутья, но вместо того, чтобы грузом ринуться вниз, воспарила, поймав восходящий поток. То, что мощным взмахом раскинулось в стороны, ударялось о воздух, поднимая тело над домом.
Жаль, Славик не видит, как это случилось.
Из окна слышались крики:
— Мы тебя найдем и пристрелим!
— Для начала поймайте, — в ответ прокричала она.
Она жива и на ней ни царапины. Раны разгладились. Можно отправляться, куда угодно. В воздухе ее не достанут.
Вот он, рояль в кустах, который так любят писатели для усиления драматизма. Только у нее он намертво пристегнут к спине. Как его таскать на себе? Душ принимать? Ходить в туалет? Ей, что же, построить лачугу на крыше, как сделал литературный герой?
Погода не располагала к полетам. Встречный ветер и низкая дымка превратили путь в испытание. И хотя выносливость скама после нового превращения не пропала, у Геры появилось предчувствие, что случится непоправимое.
Чем ближе она подлетала к Москве, тем становилось светлее. Внизу мелькали верхушки деревьев, проплывали крыши строений. Елочной гирляндой мерцала кольцевая дорога.
Невдалеке сотрудники автоинспекции установили радар, чтобы штрафовать иномарки, которые с превышением выныривали из-за поворота. Один из инспекторов, словно фокусник, взмахивал жезлом, и автомобиль притормаживал рядом с мобильной лабораторией.
Из нее, покачиваясь, вылез человек в расстегнутой куртке. Сверху ей удалось разглядеть его лысину, на которую тот натянул шапку неопределенного цвета.
Озираясь, человек перекрестился, мельком взглянул в московское небо. Вместо молитвы Гера услышала брань, приправленную глубокими вздохами и неприличными жестами. Наверняка крупным штрафом лихач не отделается.
Подвыпивший бедолага остался далеко позади. Крылья больше не доставляли ей неудобств. Привыкнув к их взмахам, она поймала попутный ветер и быстро добралась до угла Останкинского телецентра, откуда Транспорт отправил ее к зданию МГУ. Ей повезло; она смогла незаметно пролететь над оживленным местом и скрыться за склоном в пролеске.
Остаток ночи она провела на опорах метромоста — внизу, возле воды. На камне образовалась тонкая наледь, и она подложила отцовскую книгу, раскрыв ее там, где лежала закладка.
Вздохнув, она пустилась в размышленья о том, что, собственно, дальше-то делать. Никиту искать? А зачем? Пугать своим появлением Катю верх безрассудства. Вернуться домой, но переживет ли матушка ее возвращение?
В городе ей не к кому обратиться за помощью.
Впрочем, кое-кто обещал ей радушный прием, и только этому человеку она может довериться. И лучше отправиться в гости немедленно.
Лететь над рекой безопасно. Русло реки — лучший маршрут, не перепутаешь направление. Впереди территория Нескучного сада, земли Первой Градской больницы, а дальше парк Горького. Осенью, в слякоть, здесь не повстречать тех, кто занимается бегом. Ранним утром в этих местах никто не гуляет.
Чтобы ее не заметили, она пролетела под мостом-магистралью и свернула направо, проскользнула между деревьями.
В детстве она бывала в парке Горького вместе с отцом. В воскресные дни здесь собиралась толпа горожан. Со временем парк превратился в место для прогулок с детьми, аттракционы демонтировали, колеса обозрения как будто и не было. Сверху парк казался заброшенным, и она вновь повернула, чтобы забраться повыше.
Когда нужный дом оказался внизу, она спустилась на крышу, но отыскала Илону не сразу. Люди за окнами спали, и ей не хотелось тревожить их сон. К счастью, Илона в этот час была на ногах, заваривала кофе в чем-то медно-блестящем. Лавандовая сорочка в пол и всклокоченные волосы делали ее персонажем из сказки про Алладина.
Гера застучала по стеклу костяшками пальцев — тихонько, чтобы не напугать.
Девушка отставила турку и обернулась на стук. Край тонкой сорочки вздернулся, пятка соскользнула с плетеного сабо. Она сбросила обувь и подбежала к окну.
— Ты?! — Гера прочла по губам и застучала сильнее:
— Открой!
Горшок с цветущей геранью отправился в угол, левую створку окна распахнули.
— Привет, — Геру окинули взглядом. — Ты в кого превратилась?
— В сэлле… и в скама. Об этом потом.
Илона попыталась захлопнуть окно, но Гера взмолилась:
— Не бойся, я не ем лемургов.
Гере велели отправляться на крышу. Вскоре она и сама там появилась — пробралась через невысокую дверь надстройки с подъемником, которая не запиралась.