Язык в действии
Шрифт:
Применения
1. Применений этой главы настолько много, что здесь можно привести лишь несколько.
a. Что имеет ввиду человек, который говорит: «То, что люди обычно называют зайцами, на самом деле – кролики, а то, что они называют кроликами, на самом деле – зайцы»?
b. Что происходит, когда судья выносит решение о том, что данная фирма занимается или не занимается «межштатной торговлей»? Является ли «корпорация» «лицом», или нет?
c. В чём разница между «проводником в вагоне» и «стюардессой в самолёте» (1) с точки зрения выполняемых услуг и (2) с точки зрения социального статуса? И почему эта разница существует?
d. Какие различия подразумеваются
e. Когда спортсмен «любитель»?
f. В чём разница между «пособием» и «социальным страхованием»?
g. Является ли Британия (март 1941 года) «демократией», или нет – и что следует из ответа на этот вопрос?
h. Нам иногда говорят, что проблемы мира – «экономические», иногда, что они – «политические», иногда, что они – «духовные». Что люди имеют ввиду под такими утверждениями?
2. В свете нашего изучения классификаций, нам стоит также обратить внимание на юмор. Вам не кажется, что по большому счёту юмор строится на изменении привычных классификаций таким образом, что вещи начинают казаться совсем другими?
В былые времена любил красивую и добрую,
И клятвой под венцом с ней жизнь связал:
С тех пор, так изменились её ум с физиономией,
Что я б ту клятву нынче лжесвидетельством назвал.
Может ли это быть причиной, что люди, которые видят вещи только в своих привычных классификациях, обычно считаются не остроумными, и что люди, которые «думают в одном направлении» и видят жизнь в рамках одного доминирующего интереса, обычно не располагают чувством юмора?
Внимательные читатели смогут найти много применений в науке, этике, праве, бизнесе и повседневной жизни.
11
Двустороннее ориентирование
Широко уважаемое искусство полемики внесло немалый вклад в естественное несовершенство языков…. Это происходит неизбежно там, где интеллект и правота человека оценивается по его навыкам дискутировать. И если такие победы вознаграждаются… не удивительно, что роль звуков ошеломляет, притягивает внимание и возвышается в человеческом уме; что бы человек ни сказал в протест или в защиту любого вопроса, победа присуждается не тем, на чьей стороне истина, а тем, за кем было последнее слово в споре.
В таких выражениях, как: «В каждом вопросе нужно выслушать обе стороны», присутствует предположение, часто незамеченное, что у каждого вопроса в своей основе есть только две стороны. Мы часто строим рассуждения на противоположностях, когда предполагаем, что то, что не «хорошо» должно быть «плохо», а то, что не «плохо» должно быть «хорошо». Это предположение усиливается, когда мы волнуемся или злимся. К примеру, во время войны, многие люди считают, что тот, кто не «стопроцентный патриот» скорее всего – «иностранный агент». У детей проявляется такая же склонность. Например, когда им преподают английскую историю, первое, что их интересует о каком-либо правителе – это, был ли он «хорошим королём» или «плохим королём». В популярной литературе и кино для детей всегда имеются «герои» с одной стороны, чтобы им сопереживать, и «злодеи» – с другой, чтобы их ненавидеть. Большинство рассуждений о политике основываются на противопоставлении «американизма» (что бы это ни значило) «иностранизму» (что бы ни значило и это). Эту склонность смотреть на вещи только в рамках двух значений, утвердительного и отрицательного, хорошего и плохого, горячего и холодного, любви и ненависти, можно обозначить термином – двустороннее ориентирование.
Двустороннее ориентирование и бой
В рамках одного желания, грубо говоря, существует два значения: то, что удовлетворяет и то, что разочаровывает это желание. Если мы голодаем, есть только два типа вещей в мире, которые волнуют нас в этот момент: съедобные вещи и несъедобные вещи. Если мы в опасности, есть то, чего мы боимся и то, что нам может помочь и защитить нас. На примитивных уровнях существования, в нашей сосредоточенности на самосохранении и поисках пищи, в рамках этих ограниченных желаний, существует только две возможных категории: то, что причиняет боль и то, что доставляет удовольствие. Жизнь на таких уровнях располагается где-то посередине, со всем хорошим с одной стороны, и всем плохим – с другой, и при этом всё принимается во внимание, потому что вещи нерелевантные нашим интересам попросту не попадают в наше поле зрения.
Борьба целиком и сразу сводит нас к двустороннему ориентированию. На это время в мире остаёмся только мы и наш противник. Завтрашний ужин, красота пейзажей, любопытные очевидцы – всё забывается. Таким образом, мы боремся, вкладывая все силы, какие у нас есть; наши мускулы напряжены, пульс учащён, вены расширены, а число лейкоцитов в крови возрастает, чтобы справиться с потенциальным ущербом. Двустороннее ориентирование проявляется в условиях сильного волнения как «физически» так и «психически», и может считаться неотъемлемой частью боя.
В борьбе мы настраиваемся на двустороннее ориентирование; настроившись на двустороннее ориентирование, мы склонны к борьбе. Под влиянием двустороннего ориентирования вместо наших нормальных реакций – широкие наборы сигнальных реакций, которые способствуют тому, что мы рассматриваем все виды зол как одно Зло, и все проявления благ как одно Благо.
Для дикарей, чья жизнь представляет собой непрерывную борьбу со стихиями, врагами, животными или злыми духами, предположительно обитающими в предметах природы, двустороннее ориентирование, по-видимому, является нормальным ориентированием. Каждое действие человека в примитивном, суеверном обществе определяется ритуальной необходимостью или табу. Как показывает антропология, в существовании дикарей нет свободы в силу того, что каждый малый аспект жизни обусловлен принуждающими правилами о «плохом» и «хорошем». Например, охотиться и рыбачить человек обязан определённым образом, с принятыми церемониями, чтобы в этом преуспеть; нельзя наступать на чужую тень; суп в котле нужно перемешивать строго по или против часовой стрелки; нельзя называть людей по их именам, иначе их услышат злые духи. Если над деревней пролетает птица, то это к «удаче» или к «неудаче». Для дикаря всё имеет значение и причину, потому что всё, что он видит, должно подпадать под одно из двух значений.
Проблема этого мышления в том, что не существует никакого способа оценки какого-либо нового опыта, процесса или объекта, кроме как приписывания им терминов «добрая магия» и «злая магия». Отклонение от традиции не одобряется на том основании, что оно «беспрецедентно» и, следовательно, является «злой магией». По этой причине, многие примитивные народы живут в статичных цивилизациях, в которых каждое поколение почти в точности повторяет жизнь предыдущих поколений – и поэтому их называют «отсталыми» народами. В их языке нет средств развития в сторону новых оценок, потому что всё рассматривается в рамках двух двусторонней системы ценностей. [16]
16
Это не означает, что примитивные народы – «не умны». Это означает, что недостаток межкультурного общения не дал им возможность объединить свои знания с другими народами, поэтому у них не получилось создать лингвистические механизмы, которые бы позволили более адекватно производить оценку для объединения знаний. Цивилизованные народы – в той мере, в которой они цивилизованы – развились не потому, что у них есть более развитый интеллект от природы, а потому, что они унаследовали продукты веков широкого межкультурного общения.