Язык в действии
Шрифт:
В этих случаях «христианин» принимает экстенсионального Мистера Миллера за свою абстракцию высокого уровня – «еврея», и ведёт себя так, будто Мистер Миллер является этой абстракцией. (См. диаграмму в параграфе Процесс Абстрагирования в предыдущей главе.)
Так случилось, что слово «еврей», в результате некоторых исторических событий, обрело сильные аффективные коннотации в христианской культуре. Евреи – небольшая группа в христианском мире средневековья – были единственными людьми, кому разрешалось законом давать деньги в займы под проценты, потому что среди христиан ростовщичество было вне закона. Их не допускали к агрокультуре и большинству других профессий, потому что они были «не-христианами», и по этой причине суеверные христиане их остерегались. Тем не менее, некоторое число евреев приходилось терпеть, потому что для развития бизнеса необходимы
Моральные запреты денежных займов исчезли, особенно после того, как начали возникать новые формы христианства, отчасти, чтобы была возможность заниматься этим делом. Тем не менее, аффективные коннотации слова «еврей» сохранились даже до сих пор. Они проявляются в таких употреблениях слова как: “He jewed me out of ten dollars” («Он сбил цену на десять долларов» – слово «еврей» используется как глагол), “Go on and give him some money; don’t be such a Jew” («Дай ты ему немного денег; не будь таким евреем»). В некоторых кругах матерями считается нормальным ругать непослушных детей словами: «Если будешь продолжать безобразничать, я продам тебя еврею».
Вернёмся к нашему гипотетическому Мистеру Миллеру, которого представили как «еврея». Те, для кого эти коннотации имеют силу, и кто по привычке путает то, что в его нервной системе с тем, что вне её, считает, что Мистер Миллер – «человек, которому доверять не стоит». Если Мистер Миллер успешно ведёт бизнес, это «доказывает», что «евреи – умные»; если Мистер Джохансен успешно ведёт бизнес, это доказывает лишь то, что Мистер Джохансен – умён. Если бизнес Мистера Миллера прогорает, предполагается, что он всё равно «где-то припрятал деньги». Если у Мистера есть странные или не общепринятые привычки, это «доказывает», что «евреи плохо вписываются в культуру». Если в своём поведении он неотличим от американца – значит, он «пытается выдать себя за одного из нас». Если Мистер Миллер не даёт деньги на благотворительность, то это потому, что «евреи – скупы»; если же он щедро даёт деньги на благотворительность, он «пытается выкупить себе место в обществе». Если Мистер Миллер живёт в еврейской части города, это потому, что «евреи склонны собираться в группы»; если он переезжает в место, где нет других евреев, это потому что «они пытаются везде пролезть». Короче говоря, Мистеру Миллеру автоматически выносится приговор, независимо от его поступков.
Сам же Мистер Миллер может быть богатым или бедным, образцовым семьянином или жестоким мужем, филателистом или скрипачом, фермером или врачом, офтальмологом или дирижером. Если, в результате наших сигнальных реакций, мы станем переживать за наши деньги, как только встретим Мистера Миллера, мы можем оскорбить человека, от которого мы могли получить финансовую, моральную или духовную выгоду, или мы можем не заметить, как он попытается флиртовать с нашей женой – то есть, мы поступим совершенно неуместно по отношению к данной ситуации. Мистер Миллер – не идентичен нашим идеям о «еврее», независимо от того, какие у нас могут быть идеи о «евреях». «Еврея» созданного из интенсионального определения слова, попросту нет.
Джон до, «преступник»
Другой пример спутывания уровней абстракции можно найти в случаях подобных следующему. Предположим, что есть человек по имени Джон До, которого представили как человека «недавно вышедшего из тюрьмы после отбывания в ней трёх лет». Это изначально находится на достаточно высоком уровне абстракции, и тем не менее, это сообщение. Отсюда, однако, многие люди взбираются на ещё более высокие уровни абстракции: «Джон До – бывший заключённый …он – преступник!» Но слово «преступник» не только находится на более высоком уровне абстракции, чем «человек, который провёл три года в тюрьме», но также, как мы обсудили в Главе 3, является суждением, в котором подразумевается: «Он совершил преступление в прошлом и вероятно совершит больше преступлений в будущем». В итоге, когда Джон До устраивается на работу и вынужден сказать, что он провёл три года в тюрьме, потенциальный работодатель, автоматически спутывая уровни абстракции, может сказать ему: «Вы же не думаете, что я беру на работу преступников!»
Мы можем предположить из сообщения, что Джон До полностью перевоспитаться, или же вообще был несправедливо лишён свободы; и всё же ему приходится блуждать впустую в поисках занятости. Если он от отчаяния, в конце концов, скажет себе: «Раз все обращаются со мной, как с преступником, я могу с таким же успехом стать преступником», и совершит ограбление, кто несёт ответственность за его поступок? Однако если Джона До поймают, то те, кто отказался брать его на работу, читая об ограблении в газете, скажут: «Я ж говорил! Хорошо, что я не нанял этого преступника!»
Читателю наверняка знакомы случаи, когда слухи растут по мере своего распространения. Преувеличения слухов во многом происходит из-за неспособности некоторых людей воздержаться и не карабкаться к высшим уровням абстракции – от сообщений к заключениям к суждениям – а потому спутывать эти уровни. Исходя из таких «рассуждений»:
Сообщение: «Мэри Смит вернулась в общежитие после двух часов утра в прошлую субботу».
Заключение: «Держу пари, она на гулянках пропадала!».
Суждение: «Она жалкая потаскуха. Я это понял, когда впервые её увидел. Мне она никогда не нравилась».
Когда мы основываем наши поступки в отношении наших собратьев людей на таких поспешных суждениях, не удивительно, что мы порой делаем жизнь окружающих и свою собственную несчастной.
В качестве последнего примера такого типа спутывания, обратите внимание на разницу между тем, что происходит, когда человек говорит себе: «Я потерпел неудачу три раза», и что происходит, когда он говорит: «Я – неудачник!» Это разница между здравомыслием и саморазрушением.
Миры иллюзий
Осознанность абстрагирования готовит к тому, что вещи, выглядящие похоже – не похожи, что вещи, которые называются одинаково – не одинаковы, что суждения – это не сообщения. Кратко говоря, она предотвращает наши глупые поступки. Без осознанности абстрагирования – то есть, без навыка задержки реакций, который вырабатывается с большей осознанностью того, что видеть – это не то же самое, что верить – мы не сможем отличить розы от бумажных роз, интенсионального «еврея» от экстенсионального Мистера Миллера, интенсионального «преступника» от экстенсионального Джона До.
Задержка реакций – признак зрелости. Однако в результате плохого образования, пугающих опытов в детстве, устаревших традиционных убеждений, пропаганды и других влияний в жизни, у всех нас есть то, что можно было бы назвать «зонами безумия» или лучше – «зонами инфантилизма». Есть определённые темы, о которых мы никогда не можем «ясно мыслить» из-за наших предрассудков. Некоторые люди, в результате детского опыта, не могут сдержать страх при виде полицейского – любого полицейского; страшный «полицейский» в их голове «является» экстенсиональным полицейским вне их головы, который даже не думает кого-то пугать. Некоторые люди бледнеют от вида паука – любого паука – даже безобидного паука в аквариуме. Некоторые люди могут начать вести себя агрессивно, когда слышат слова «антиамериканский», «нацист» или «коммунист».