Языки Пао
Шрифт:
– традиционный паонитский сигнал – и подозвал командира мамаронов.
– Утопить этих негодяев! – он взглянул на небо: солнце уже склонилось к горизонту. – Торопитесь! Надо успеть до заката.
Поспешно, ибо паонитское суеверие запрещало убивать в темные часы суток, мамароны отволокли торговцев на скалу, обрывающуюся над могучим океаном. К ногам несчастных привязали груз и столкнули вниз… Через мгновение меркантилийцы почти без всплеска погрузились в воду – и вот уже гладь океана
Через двадцать минут по приказу Бустамонте тело Панарха последовало за меркантилийцами. Снова на воде мелькнул белый венчик пены, и вновь океан покатил свои волны, спокойные и голубые…
Солнце село. Бустамонте, старший Аюдор Пао, мерил террасу нервными энергичными шагами. Лорд Палафокс сидел тут же. В каждом из углов террасы стоял мамарон с оружием, направленным на Палафокса – дабы предупредить любой возможный акт насилия.
Бустамонте резко остановился перед Палафоксом.
– Решение мое, без сомнения, было мудрым.
– Что за решение вы имеете в виду?
– Касательно меркантилийцев.
– Теперь, возможно, торговля с Меркантилем станет более проблематичной, – осторожно предположил Палафокс.
– Ха! Да им плевать на какие-то жалкие три жизни там, где речь идет о доходах и выгоде!
– Да, несомненно, большого значения это для них не имеет.
– Эти мошенники и обманщики всего лишь получили по заслугам.
– Вдобавок, – отметил Палафокс, – вслед за преступлением последовало соответствующее оному наказание – притом незамедлительно, что не успело взбудоражить людей.
– Восторжествовала справедливость, – жестко сказал Бустамонте.
Палафокс кивнул:
– Конечная цель справедливости состоит в том, чтобы убедить кого бы то ни было не повторять преступлений. Способ убеждения – суть наказание.
Бустамонте повернулся на каблуках и вновь принялся ходить взад-вперед по террасе.
– Это правда, я действовал, отчасти сообразуясь с требованиями момента.
Палафокс не отвечал.
– Скажу искренне, – продолжал Бустамонте, – есть доказательства того, что преступление совершила другая рука. И вообще, в этом деле больше неясностей, нежели очевидностей.
– И в чем состоят неясности?
– Как мне поступить с юным Бераном.
Палафокс потер тощий подбородок.
– Очевидно, что это дело еще далеко не окончено…
– Не могу понять вас.
– Мы должны задать себе один вопрос: действительно ли Беран убил Панарха?
Вытянув губы и выпучив глаза от удивления, Бустамонте стал похож на некий невиданный доселе гибрид мартышки и лягушки.
– Несомненно!
– Зачем ему это понадобилось?
Бустамонте пожал плечами.
– Аэлло не питал к Берану любви. И есть серьезные сомнения в том, что этот ребенок – действительно сын Аэлло.
– В самом деле? – задумался Лорд Палафокс. – И как вы предполагаете, кто настоящий отец мальчика?
Бустамонте снова пожал плечами:
– Божественная Петрайя была не вполне разборчива, да к тому же весьма опрометчива, но мы никогда не узнаем правды, ибо год назад Аэлло приказал утопить ее. Беран был убит горем – может быть, причина преступления в этом?
– Не принимаете ли вы меня за дурака? – Палафокс улыбался своей особенной улыбкой.
Бустамонте взглянул на него в изумлении.
– А в чем дело?
– Замысел исполнен слишком четко. Ребенок скорее всего действовал под гипнотическим принуждением. Его рукой двигал другой мозг.
– Вы думаете? – нахмурился Бустамонте. – И кто бы мог быть этим «другим»?
– Почему бы не Старший Аюдор?
Бустамонте словно споткнулся, затем коротко рассмеялся.
– Вот это уж действительно плод больной фантазии! А почему бы не предположить, что это были вы?
– Я ничего не выиграл от смерти Аэлло, – сказал Палафокс. – Он пригласил меня сюда с особой целью. Теперь он мертв, а ваша политика будет иной. Во мне нет более необходимости.
Бустамонте поднял руку.
– Не спешите. Сегодня – это не вчера. С меркантилийцами, как вы сами заметили, теперь труднее будет общаться. Может быть, вы послужите мне так, как послужили бы Аэлло?
Палафокс встал. Солнце опускалось за океан, становилось оранжевым и как бы растворялось в вечернем воздухе. Бриз звенел стеклянными колокольчиками на террасе и извлекал печальные звуки, похожие на пение флейт, из эоловой арфы. Цикады, будто жалуясь, вздыхали и шелестели. Нижний край светила стал плоским, вот уже лишь половина его над горизонтом, четверть…
– Теперь смотрите! – сказал Палафокс. – Сейчас будет зеленый луч!
Последняя огненная точка исчезла за горизонтом, и вдруг – яркая вспышка зеленого света, почти сразу же ставшая голубой. И вот уже солнце исчезло.
Бустамонте сказал властно:
– Беран должен умереть. Факт отцеубийства налицо.
– Вы форсируете события, – мягко заметил Палафокс. – Ваше лекарство слишком сильнодействующее.
– Я действую так, как считаю необходимым, – раздраженно отрезал Бустамонте.
– Я избавлю вас от мальчика, – сказал Палафокс. – Он может вместе со мной вернуться на Брейкнесс.
Бустамонте с деланным изумлением изучал Палафокса:
– Ну и на что вам молодой Беран? Я готов предложить вам взамен множество женщин, что увеличит ваш престиж, Бераном же сейчас распоряжаюсь я.