Языки Пао

Вэнс Джек Холбрук

– Скоро мы достигнем Брейкнесса?

– Уже недолго осталось. Отойди от иллюминатора. Глядеть в подпространство вредно – это повредит восприимчивому мозгу.

Индикаторы на контрольной панели вибрировали и вспыхивали – и вот корабль дал резкий крен.

Палафокс поднялся наверх и поглядел сквозь смотровой купол.

– Вот мы и на Брейкнессе!

Беран, приподнявшись на цыпочки, увидел серый безотрадный пейзаж, освещенный маленьким белым солнцем. Корабль скользнул в нижние слои атмосферы – и мир приобрел более ясные очертания. Беран увидел невообразимо огромные горы, скальные когти высотой миль в сорок, покрытые

льдом и снегом, вершины которых были окутаны испарениями. Корабль скользнул над серо-зеленым океаном, усеянным островками плавающих водорослей, затем снова полетел над скалами. Сейчас они медленно спускались в долину со скальными склонами, дно которой было скрыто мраком и туманом. Скалистый уклон перед ними был покрыт какой-то серо-белой коркой. Корабль снизился, и корка оказалась небольшим городом, лепящимся к подножью горы. Постройки были низенькие, сплошь из лавовых пород вроде туфа, с коричнево-красными кровлями, некоторые из них соединялись между собой и свисали с утесов, словно цепочки. Все выглядело уныло и не слишком впечатляюще.

– И это Брейкнесс? – спросил Беран.

– Это Брейкнесский Институт, – сказал Палафокс.

Беран был порядком разочарован:

– Я ожидал другого…

– Мы не любим претенциозности, – заметил Палафокс, – и, в конце концов, Магистров совсем немного и мы очень редко видимся.

Беран заговорил было, но смутился, чувствуя, что он затронул чувствительную струнку. Он спросил осторожно:

– Ваши сыновья живут с вами?

– Нет, – коротко ответил Палафокс, – но, естественно, они посещают Институт.

Лодка медленно снизилась. Индикаторы на контрольной панели мигали и прыгали как живые.

Беран оглядел глубокое ущелье, вспомнил зеленые поля и голубые океаны родины – и вздрогнул.

– Когда я вернусь на Пао? – спросил он в волнении.

Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно:

– Когда позволят обстоятельства.

– Но скоро ли это будет?

Палафокс глянул на мальчика сверху вниз:

– Ты хочешь быть Панархом Пао?

– Да, – решительно сказал Беран, – если меня модифицируют.

– Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот, кто берет, должен отдавать.

– Что я должен отдать?

– Это мы обсудим позже.

– Бустамонте не будет мне рад, – грустно сказал Беран. – Я думаю, что он тоже хочет быть Панархом.

Палафокс засмеялся:

– У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе приходится расхлебывать эту кашу.

7

Да, у Бустамонте были большие неприятности. Его мечты о величии лопнули, как мыльный пузырь. Вместо того, чтобы править восемью континентами Пао и двором в Эйльянре, он оказался господином лишь дюжины мамаронов, трех наименее любимых наложниц и дюжины недовольных чиновников судейского звания. Его королевством стала отдаленная деревушка, ютящаяся на размытых дождем болотах Нонаманда, дворцом – таверна. Бустамонте пользовался этими привилегиями лишь с молчаливого согласия Брумбо, которые, наслаждаясь плодами своей победы, не ощущали пока желания найти Бустамонте и уничтожить его.

Прошел месяц. Раздражение Бустамонте усиливалось. Он колотил наложниц, поносил своих спутников. Пастухи стали избегать этой деревни; владелец ночлежки и деревенские жители день ото дня становились все молчаливее, пока однажды утром Бустамонте, проснувшись, не обнаружил деревню покинутой. Даже стада ушли с вересковых лугов.

Бустамонте снарядил половину своей стражи в поход за пищей, но они так и не возвратились. Министры в открытую строили планы возвращения в более гостеприимные условия. Бустамонте спорил и обещал, но мозг паонитов плохо поддавался такого рода убеждениям.

И вот однажды хмурым утром удрали последние нейтралоиды. Наложницы не дали уговорить себя на побег, и сидели, сбившись в кучку, сопя и хлюпая носами от холода. Все утро до полудня моросил противный дождик, таверна насквозь отсырела. Бустамонте приказал Эсту Коэлло, Министру Трансконтинентального Транспорта, развести в камине огонь, но Коэлло был не в настроении – ему надоело раболепствовать перед Бустамонте. Страсти закипели, чувства вырвались наружу, и вот уже вся группа министров гуськом вышла под дождь и направилась на побережье в порт Спирианте.

Три женщины шевельнулись, поглядели вслед ушедшим, затем, как некое трехголовое существо, разом повернули головы и хитро взглянули на Бустамонте. Он был настороже. Увидев выражение его лица, они вздохнули и разрыдались. Бранясь и тяжко дыша, Бустамонте разломал всю мебель и вскоре в камине заревело пламя.

Снаружи послышался звук – отдаленные вопли, дикое «рип-рип-рип». Сердце Бустамонте ушло в пятки, челюсть отвисла. Это был охотничий клич клана Брумбо. «Рип-рип-рип» приближалось и, наконец, зазвучало уже на единственной улочке деревеньки.

Бустамонте обернул плащом свое коренастое тело, распахнул двери и выступил наружу, на мокрый грубый булыжник мостовой.

По дороге со стороны вересковых болот шли его министры – шли как-то странно, скачками. Сверху по воздуху на летающих конях мчались воины клана Брумбо, вопя, крича и погоняя министров, словно овец. При виде Бустамонте они издали воинственный клич и кинулись к нему, словно соревнуясь, кто же первый схватит Бустамонте.

Бустамонте попятился к двери, решив погибнуть, но не потерять достоинства. Он извлек свой дротик и пролилась бы кровь, если бы вояки с Батмарша уже не стояли позади.

С небес спускался сам Эбан Бузбек – небольшой жилистый человечек с острыми ушками. Его светлые волосы были заплетены в косу длиной около фута. Воздушный конь зацокал по булыжникам, дюзы вздохнули и зафыркали. Бузбек протолкался сквозь кучку всхлипывающих министров, схватил Бустамонте за загривок и рывком заставил его встать на колени. Неудавшийся правитель задом попятился к двери и нащупал дротик, но воины Брумбо оказались проворнее: их шоковые пистолеты рявкнули, и Бустамонте отбросило к стене. Эбан Бузбек схватил его за глотку и швырнул в уличную грязь.

Бустамонте медленно поднялся и стоял, дрожа от ярости. Эбан Бузбек взмахнул рукой – Бустамонте связали ремнями и опутали сетью. Без лишних хлопот вояки Брумбо вскарабкались в седла и взвились в небо – Бустамонте болтался между ними как свинья, которую везут на базар.

В Спирианте кавалькада погрузилась в бочкообразный неуклюжий корабль. Бустамонте, ослепший от воющего ветра, полумертвый от холода, шлепнулся на палубу и лишился чувств на все время, пока корабль летел в Эйльянре.

Корабль приземлился около самого Великого Дворца. Бустамонте протащили через анфиладу разоренных залов и заперли в спальне.