Йод
Шрифт:
А надоест помещичья житуха – продам имение. Может быть, даже с прибылью.
Тем временем два энтузиаста, Моряк с Мироновым, пусть рулят лавкой. Дышат столичным угарным газом. Жмут кнопки калькуляторов. Работают.
Лавка (бывшая моя) вместе офисом и складом располагается в узком переулочке, в тупике, густо заставленном машинами, здесь иногда можно наблюдать совершенно специфические сценки – сейчас, допустим, происходил небольшой конфликт меж двумя молодежными компаниями: у одних машина новая, но дешевая, у других более престижная, но ржавая и мятая (разные подходы к жизни), одни – кавказцы, другие славяне; первые более
– Кто ты по жизни? – услышал я, пряча улыбку.
– Бродяга!
Слаженный хохот оппонентов.
– Тогда иди, броди, раз ты бродяга!
– А ты мне не укажешь!
И дальше в таком роде.
Подружки у кавказцев, кстати, были блондинки, очень юные и миленькие.
Я сплюнул и закурил новую. Возле грубых людей сам ведешь себя грубо. Непроизвольно обезьянничаешь.
Кто ты по жизни? «Крадун». «Мужик». «Бродяга». «Вор». Старые добрые лагерные масти. Вопрос, конечно, прямой. На него принято отвечать одним словом. Не у всех, конечно, принято – только в определенном социальном слое, в криминальной среде. Не ответил сразу, не ответил четко, коротко, не сумел сформулировать – до свидания: не наш, не серьезный, нечего на тебя время тратить.
Кто ты по жизни? Ведь не скажешь: «Я инженер», потому что не в том ведь твоя сущность, чтоб чертить чертежи. Не скажешь: «Я студент», ибо не век тебе быть студентом. Уродливая, средневековая логика, рудимент кастового сознания; но иногда, знаете, очень полезно задать себе этот коварный, некрасивый вопрос. Кто ты по жизни?
Кстати, я знаю хороший ответ. Если меня спрашивают, кто я по жизни – такое редко, но бывает, – я обычно отвечаю:
– Я по жизни людей режу. Казню и мучаю. Кожу с живых снимаю. Уши коллекционирую. Еще могу нос отгрызть или ноздрю вырвать...
Обычно такой ответ как минимум направляет разговор в более мирное русло или вовсе его прекращает, а если не прекращает, я тогда предлагаю поделиться опытом разрезывания людей и начинаю понемногу рассказывать, если кому-то из собеседников становится любопытно.
В Интернете есть ролик, интервью с Чарли Мэнсоном, там он уже совсем старый, в оранжевой тюремной робе и немного безумный. На похожий вопрос он ответил треснувшим тенором:
– Nobody.
В метро я не пошел. Ехать было некуда, домой не хотелось. Забрел в торговый центр, приземлился в кафе. Обдумал случившееся. Нет, я не переживал насчет того, что мои друзья холодно меня приняли. Самолюбие, конечно, пострадало, но не слишком. Подумаешь, самолюбие, оно всегда страдает. А вот потомственный хиппи Влад – что он там сказал, когда его рану залатали?
«Я читал ваши книги», да.
Он читал мои книги.
Давайте представим, что к вам подходит красивая молодая женщина, смотрит вам в глаза и произносит: «Слушайте, мужчина, вы такой сексуальный!» А потом наклоняется к самому уху и шепотом добавляет: «Только, извините, у вас штаны на заднице разошлись». Примерно то же самое чувствует сочинитель,
Эх, братан, меня бы кто вытащил.
Какой-то человек в коридоре издательства «ЭКСМО», однажды сказал, что купил мою книгу, но еще не прочел, и я ответил: «И не читайте». Отшутился. А потом ругал себя: хули отшучиваешься, это же твой читатель. Тот, ради кого ты работал. Надо было сказать ему что-то хорошее, красивое. А ты, урод, гадость ляпнул.
А теперь – вот. Очередная шутка судьбы. Человека, читавшего мои книги, мне в скором времени придется уволить из организации, которая мне даже не принадлежит.
Я допил свой чай и попросил счет.
Мимо моего столика прошла необычайно красивая девочка, явно не читающая ничего, кроме журнала «Тэтлер», в ее нос повыше ноздри был вставлен драгоценный камушек; интересно, как она сморкается, подумал я.
Глава 4. 2002 г. Гигиена насилия
Прежде чем начать, следует очистить свое тело.
Сначала принять душ. Отдельно вымыть руки, по локоть. Специальной щеткой удалить грязь из-под ногтей. Далее – лицо, теплой водой, с мылом. Медленно. Дважды. Потом смочить одеколоном ватный тампон и протереть лицо, везде. Щеки, лоб, крылья носа, над верхней губой и под нижней. Подбородок тоже.
Тампон станет желто-серым от грязи.
Трюку с протиранием лица одеколоном меня научила жена. Я неоднократно показывал его в тюрьме. Каждый раз сокамерники бывали поражены. Сколько ни умывайся, каким мылом ни три шкуру – грязь всегда была, есть и будет.
А жены теперь у меня нет. Я от нее ушел.
Лезвие надо прокипятить. Не менее пятнадцати минут. Удобнее всего использовать полоску стали, выломанную из одноразового станка. Еще нужно зеркало и хороший свет, чтобы все видеть.
Очистив себя снаружи, приготовься внутренне. Побудь в тишине. Пять или десять минут. Расслабься. Лично я иногда позволяю себе медитацию или молюсь. Молитвослов всегда при мне. Но я редко его открываю. Чаще просто стою с закрытыми глазами, ни о чем не думая, распрямив корпус, опустив руки вдоль тела.
Можно зажечь свечи. Я не жгу свечей: на мой взгляд, это театральщина. Зато мне очень важно окружить себя нужными запахами. Наилучший вариант – ладан. У меня теперь всегда пахнет ладаном, и я удивляюсь, почему раньше не знал этого шелковистого аромата.
Смажь грудь йодом. И режь.
Не хочешь грудь – режь плечи. Я режу и то и другое, попеременно. Сегодня правую мышцу, завтра левую.
Приготовь вату или бинт, будет кровь.
Йод не убирай. Потом обработаешь рану. Вообще йод лучше всегда иметь при себе.
За один раз достаточно одного-двух порезов. Действовать следует медленно, сосредотачиваясь на сползании по коже красных капель. Волосы с груди лучше 4 сбрить.
Обратив любовь к насилию на себя, совершенствуешь и себя, и любовь, и само насилие. Выявляешь его суть, свободную от предрассудков.
Резать себя – это очень чистый поступок, его чистота стремится к абсолюту, достигает его и рвется дальше, в бесконечную пропасть, угадываемую за спиной всякого абсолюта. Ничто так не относительно, как то, что абсолютно.