Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
Шрифт:
— Я тоже, — сказал он.
Поистине, я привлекаю чокнутых, как громоотвод — молнию.
Мы бесцельно зашагали дальше. Карл достал из заднего кармана штанов флягу.
— А что ты такого сделал в Индии, что тебя в тюрягу засадили? — ляпнула я.
— Убил сутенера. Вообще-то, нескольких, но поймали-то меня только один раз.
Я вытаращилась на него:
— Серьезно, что ли?
— Ага. Эти ублюдки торговали детьми. Так что никаких угрызений совести, можешь быть спокойна.
Я кивнула:
— Ну, хорошо… наверное.
Не знаю, поверила я ему или нет. Но кое-что
— Эй, Карл, — прервала я его, — ты ничего не чувствуешь?
Он наклонился и понюхал мою шею:
— Ммм… Пахнет вкусно.
Я рассмеялась:
— Да нет. На плече.
Карл принюхался.
— О-о-о… — поморщился он. — Пахнет обезьяньей задницей.
— Фу! — отдернула голову. — Надо что-то делать!
Карл принялся изображать ученого. Обнюхал мое плечо еще пару раз, сморщил нос. Его усы зашевелились.
— Какой резкий вкус, — заметил он. — Ни с чем не спутаешь, а?
Я пыталась смеяться, но мне хотелось оторвать себе руку и поскорее выбросить ее в канаву. Никогда еще желание выйти за пределы физического тела не было столь сильным, как сейчас!
И тут Карл вдруг воскликнул:
— Смотри-ка! Смотри!
Я проследила за его рукой и увидела крупного самца макаки. Тот визжал и пытался оцарапать макаку поменьше — самку. Другая самка набросилась на него и прогнала ненадолго, но вскоре он снова набросился на двух самок, оскалившись и ссутулив спину, чтобы казаться больше.
— Что это он делает?
— Смотри, — прошептал Карл, — на ту, что слева.
В руках у самки был маленький пятнистый детеныш. Шерстка на его тщедушном тельце встала дыбом от страха. Он цеплялся за самку, выпуская коготки, но та лишь крепче прижимала его к груди. Пару раз детенышу удалось высвободиться из объятий макаки и взобраться ей на шею, но «мать» каждый раз терпеливо отдирала его, как кусок липучки, и снова принималась баюкать. Нападение самца, казалось, совсем не волновало ее, поскольку она, похоже, полностью доверяла дипломатическим способностям своей подруги. Та продолжала рявкать и огрызаться на него.
Карл в благоговении взирал на эту сцену.
— Обожаю животное царство, — выпалил он.
— Это ты сейчас так говоришь, — возразила я. — Подожди, пока обезьяна не обгадит тебе рубашку.
Мы вернулись к главному пункту наблюдения за обезьянами и там распрощались. Я уже отвернулась, когда Карл пожелал мне удачи на тропе самопознания. А потом достал фляжку, отсалютовал мне ей и сказал:
— Как видишь, мне это очень помогло.
На этом наше короткое знакомство закончилось. Карл двинулся к группе французских туристов, а я пошла в «Каса Луна», где провела двадцать минут, оттирая пятно на плече.
В юности я очень верила в Мудрость Пьяного Бродяги. Как и в архетип Мудрого Индейца, неизменно возникающего в историях о духовном пути белых людей, чтобы поделиться простой глубокой индейской истиной. Колледж избавил меня от иллюзий, или так мне казалось. Но может, и не избавил: вот, к примеру, короткое знакомство с Карлом, как ни странно, косвенно пролило свет на некоторые вещи.
Сильнейшие из нас — атеисты. А самые слабые — те, кто хотели бы верить, да не могут. Именно они больше всего подвержены отчаянию. Мы хотим верить, чувствуем, что есть что-то там, за пределами осязаемого, но никак не можем найти, ощутить, поверить по-настоящему. Называем себя агностиками, но сослужило ли это нам хоть какую-то пользу?
Умом я хочу быть атеисткой. Ограничиться лишь этой жизнью, этим миром и этим пластом существования. Миром, который имеет начало и конец, миром молочных коктейлей и обезьяньих задниц. Однако я не могу согласиться с тем фактом, что наука отрицает даже возможность существования Бога. Я не верю в это. По-моему, атеизм основан на вере не меньше, чем принятие Христа в качестве нашего Господа и Спасителя. Хотя мне хотелось бы просыпаться поутру и совершать поступки, зная, что жизнь всего одна и когда я умру, то умру навсегда.
Но нет, я принадлежу к лагерю фантазеров, мечтателей, тех, что вечно рассуждают, «как здорово было бы, если…». Мне хочется порядка и смысла. Я жажду обрести Бога. Наверное, поэтому я и здесь. Потому что слишком слаба, чтобы самой придумать этот смысл и просто жить.
Сердцем я хочу верить. Хочу просыпаться каждое утро и медитировать, молиться, ходить на службу в храм или мечеть. Пусть атеисты считают верующих слабаками, которым нужен костыль в виде религии, но знали бы вы, что я готова отдать за этот костыль! Жизнь тяжела, каждый день рискуешь подвернуть ногу или сломать что-нибудь. Хорошо, если под рукой есть костыль. На всякий случай.
Как бы мне хотелось найти гуру, который не разочаровал бы меня. Или идею Бога, которая выдержала бы критику. А ведь это почти то же самое. Индра, Бог, религия. У них у всех есть недостатки. Все рано или поздно разочаровывают, какими бы многообещающими ни казались вначале.
Боже, кого я обманываю? Это я, я — сплошное разочарование. Я не хочу преодолевать, как верно заметил Карл. Потому что я благополучная американка и по-прежнему веду себя как избалованная школьница. Ах, бедняжка, йога-семинар не оправдал ее ожиданий! Пожалейте ее!
Знаете что? К черту! К черту эту птицу с верхней ветки! Пойду и куплю себе сумку «Прада». Ведь потребление — моя настоящая религия. Разве после 11 сентября нам не велели молиться Богу и идти за покупками?
Может, вот так, маленькими шажками, я постепенно и научусь верить.
О, да. Моя драгоценная. Моя прелесть.
Один маленький шаг для моего сомневающегося «Я» — зато какой огромный прыжок для моего гардероба!
Пожалуй, следует думать об этом так: моя сумочка может быть или творением великого дизайнерского ума или порождением хаоса неизвестной конвейерной фабрики. Но если все в этом мире иллюзия, подделка или не подделка — какая разница? Это всего лишь сумка. Как я — всего лишь я. И если честно, сейчас мне вообще все равно, настоящая она или нет. Иди и действуй так, как говорит тебе твоя религия, Сюзи. Не сомневайся, просто уступи и сделай себе приятное. В этом весь смысл истинной веры, не так ли?