Йога-клуб. Жизнь ниже шеи
Шрифт:
Я не из тех, кто не прочь побаловаться наркотой, но в ту ночь пила сок кактуса с таким упоением, будто тот был способен вылечить меня от ужасной болезни. Это был не наркотик, а портал, будто сам святой Петр приглашал меня в рай с каждым глотком. Сегодня ночью мне предстояло войти в его ворота, а завтра проснуться в раю рядом с Богом, ангелами и мужчиной, которого люблю. Мы пили, а Исабель читала католическую молитву по-испански. Потом мы пили еще. Вкус у сока был слабый, горьковато-травянистый, как у стебля одуванчика.
Когда наркотик начал действовать, Исабель приказала нам встать. Каждому вручили гладкую деревянную палку и велели потереться ей. Мы терли лицо, руки, грудь, ноги, стопы. Изабель приказала тереть и стряхивать, как бы снимая налет и прогоняя
Каждые пару минут Исабель с Иоландой водили вокруг меня металлическими и деревянными палками, а потом плевались. Я же чистила свою ауру, снимала старую кожу, избавлялась от прошлого, и чем легче мне становилось, тем отчетливее звучал голос внутри: получается! У меня получается! Я освободилась от Джоны, от Нью-Йорка, от разочаровавшихся во мне друзей и встревоженных родных. Простила себя, Джону и даже Бога, при этом не добавив, как обычно, слов: «Если Он вообще существует».
Я чувствовала, что Курт где-то рядом. Этот огромный, крепкий, бородатый моряк разрешил двум женщинам с молитвенниками в руках плевать на себя кактусовым соком. Он мог бы обозвать этот ритуал невозможным бредом, сказать, что никогда в жизни не стал бы принимать участие в чем-то подобном, но вместо этого пошел вместе со мной, потому что любит меня. Я видела, как он натирается палкой с таким же серьезным сосредоточением, что и я, — и мне хотелось сказать ему, что благодаря его присутствию здесь, сегодня, я поняла, что чувствуют верующие, поняла, почему вера для них становится домом родным и истиной, в которой нельзя сомневаться, и успокоением, доселе мне неизвестным. Я пока не обрела такую веру, но нашла любовь — тоже своего рода религия. Чувствуя присутствие Курта, я наконец позволила себе поддаться зову своего сердца и открыть свое сердце ему. Этот глупый, надоедливый, нелогичный орган привел меня туда, куда я никогда бы не попала, следуя голосу ума.
После церемонии мы пошли пить пиво. Такой свободы, такого единения с миром я не испытывала со времен своего пробуждения кундалини. Я все поворачивалась к Курту и повторяла: «Нет, милый, нам точно надо почаще баловаться наркотой».
Наутро я проснулась в своем обычном состоянии. Экстаз и чувство освобождения развеялись. От вчерашнего озарения остался лишь легкий отблеск, но по большей части это была всего лишь обычная я — немного уставшая, со слегка больной с похмелья головой, счастливая оттого, что рядом на подушке лежал любимый мужчина. И тут я вдруг вспомнила об Индре. Впервые за все это время я попыталась представить, на что похожа ее жизнь. Не мифическая идеальная жизнь, созданная мной в воображении, а настоящая. Помню, она как-то сказала: «Почему, по-твоему, у меня грудная клетка так хорошо раскрыта? Вот разобьется твое сердце столько раз, как у меня, и знаешь, сколько места сразу в груди освободится?» Тогда на Бали я рассмеялась, услышав эти слова, потому что это действительно казалось смешным, однако их истинный смысл дошел до меня только теперь. Тогда я еще не понимала, и неудивительно. Ведь мне было плевать на Индру. На Бали мне казалось, что все мои мысли об Индре, хотя на самом деле думала я только о себе. Сейчас же я представила, как она уходит от первого мужа и колесит через всю страну в поисках Бога и перемен, — и слезы навернулись на глаза. Теперь я все понимала. Индра тоже страдала.
Я подумала о том, сколько разочарований ей выпало, сколько раз ей приходилось начинать с начала, — и поразилась, как после всего у нее находились силы надеяться и верить. Это открытие вдруг впечатлило и вдохновило меня больше, чем все, чему Индра меня научила.
Вскоре после возвращения в Сиэтл я зашла в студию Индры и Лу один-единственный раз. Записалась на занятие, взяла с собой чековую книжку. Студия выглядела так же, как и много лет назад, — светлая, уютная, простая. Здесь по-прежнему не было никаких бутиков, хотя на подоконнике теперь стояли две статуэтки Индры.
Занятие вел Лу, но Индра тоже была там и ему помогала. С тех пор как я их в последний раз видела, прошло четыре года. Лу поздоровался со мной, но его взгляд был отстраненным, и у меня вдруг возникло ощущение, будто я его подвела, будто мое отсутствие его обидело. Но может, это я только себе напридумывала. Может, я всегда проецировала на него свои страхи. Индра сначала меня не заметила, и я даже засомневалась, узнает ли женщина, которой я так стремилась подражать, новую меня, ту, которой я стала. Но она увидела меня, когда мы делали наклон вперед. Подошла к моему коврику и наклонилась, заглянув мне в глаза. Ее волосы стали короче и темнее, но она была так же прекрасна.
— Привет, — сказала она. Ее глаза улыбались. Она узнала меня.
Я улыбнулась в ответ. Она выглядела моложе и счастливее, чем я ее помнила. В конце занятия она села за спиной Лу, и они склонились в намасте. А я сложила руки на груди, как и все в конце класса, и без всяких мыслей, от сердца, поклонилась своим учителям.
Благодарности
Прошло почти десять лет с тех пор, как я побывала на Бали, но эту книгу я задумала почти сразу же после возвращения домой. То есть теперь мне предстоит поблагодарить тех, кто помогал мне поддержкой, советом и помощью в течение десяти лет! Очень не хочется кого-то упустить из виду, но если вам кажется, что я вас забыла, напишите — и за мной мороженое.
Огромная благодарность Даниэль Светков, моему восхитительному агенту, которая верила в эту книгу, даже когда я не верила в нее сама. А также Элизабет Фишер, Монике Верме, Керри Спаркс и всем славным ребятам из «Левайн Гринберг» за годы энтузиазма и веру в меня.
Спасибо великолепной команде Three Rivers Press: Энни Шаньо, Кэтрин Поллок, Кэролайн Силл и Кэмпбеллу Уортону. Особая благодарность моему редактору Кристин Прайд, чья проницательность, интуиция и чувство юмора сопровождали работу над этой книгой, а также Хэлли Фалкет за то, что включилась в последний момент.
Спасибо моим замечательным родителям Фрэнку и Кэти Моррисон, которые поддерживали свою дочь, несмотря на то что та использовала в заголовке книги ругательные слова. Спасибо моим братьям и сестрам — Фрэнку и Джессике Моррисон, Дэвиду и Джилл Джексон, Джимми Моррисону и Элизабет Кеннеди. Сам факт вашего существования поистине доказывает наличие Бога в этом мире, причем Бога доброго.
У меня огромное количество родственников, настоящий клан. Увидев их всех, билетеры в моем театре не верят своим глазам: «Что, все тридцать хотят сидеть вместе?» Спасибо за то, что поддерживали меня с самого детства, мои любимые Андерсоны, Бассеты, Дрешеры, Гулаксики, Хинтоны, Айверсоны, Джексоны, Моррисоны, Маунтджои, Куордеры, Шустеры, Спилденнеры, Тартлы, Вуды и Загеры!
Тысяча благодарностей Марлис Гулаксик за редактуру, совет и кров, когда он был мне так нужен! И Вирджинии Шустер — спасибо, Джини, за то, что всегда поднимала планку! Когда я говорила «напишу рассказ», ты твердила — нет, книгу! Я говорила «напишу песенку», а ты отвечала — нет, давай сразу оперу! И это сработало.
Спасибо Кэтлин Джеффс, Лиззи Браун, Джейми и Лорне Браун. Театрам Off-Jackson, The Hugo House, 4Culture и Artist Trust.
Кристин Кимбалл, которая помогла мне обосноваться в Нью-Йорке.