Йормунганд
Шрифт:
Йормунганд проглотил слюну. Стол ломился от яств. Тут и дикий кабан с колбасами, сладкое пюре, хлеб-самопек, пироги с птицей, и каждому наливали превосходное горячее вино с медом. Он старался не торопиться, поднося пищу ко рту. И скрывал удивление, если он пробовал что-то, чего не ел раньше. Йормунганд украдкой поглядывал то на мать, то на сестру. Хель ела так же медленно, а Ангаборда только пила. Бальдер тем временем пялился на него.
— У вас не бывают гости из Ирмунсуля? — спросил его Йормунганд. — Наши
— Бывают. Но я таких еще не видел.
— Каких?
— Рыжих! — нашелся Бальдер.
Йормунганд вздернул бровь.
— Правда? — спросил он. За столом чуть дальше сидело, по меньшей мере, пятеро с шевелюрами куда более яркими, чем у него.
Бальдер нисколько не смутился.
— Они не из Ирмунсуля, — пояснил он. — Говорят, что рыжие ирмунсульцы колдуны и могут сглазить. Их сюда не пускают.
— Мой отец рыжий, — заметил Йормунганд.
— Отец? — Бальдер склонил голову на плечо.
— Лодур, мы сыновья Лодура, — сказал Йормунганд. Ему почему-то казалось, что Бальдер и сам должен это знать.
— Ха, лучше тебе его тут не упоминать! — Бальдер усмехнулся. — Он хоть и побратим папы, но ему здесь не рады. Про него рассказывают всякое, вроде он бабскую ворожбу знает и чего похуже. Да и на счет смерти его жены слухи ходили.
— Моя мать жива, как видишь.
— Не эта жена. Эта не считается.
— Ты о чем вообще? — подал голос Фенрир. — Давно не получал? Про маму так не говори. Все считается.
Бальдер уже сжал кулаки и открыл рот, чтобы ответить на дерзость.
— Мой брат бестактен, простите его, — вдруг произнес другой парень, сидевший за Бальдером. — Он младший в нашей семье и ему много позволялось.
— А теперь не позволяется? — заинтересованно спросил Фенрир.
На стол принесли еще одно блюдо в глиняных раскрашенных чашках. Фенрир тут же забыл и про свой вопрос и про детей Альфедра.
— Что это? — спросил Йормунганд, невольно засмотревшись на кушанье. В прозрачном душистом меду плавали нежно- желтые ломтики с бархатистой шкуркой по бокам.
— Персики в меду, — ответил насупившийся Бальдер. — Первый раз видишь, что ли?
— Персики? — переспросил Фенрир.
— Фрукт такой, — пояснил Йормунганд. — Отец привозил как- то раз, когда я был маленький. Только они были уже подгнившие.
— Их привозят с юга, специально для пиров, как и вино, — сказал парень, одернувший Бальдера. — Я так и не представился, я Тиу. А ваши имена я знаю. Про вас много говорили, еще бы, дети Лодура и великанши из Ирмунсуля.
— Рад знакомству, Тиу, — сказал Йормунганд.
— Айе, Тиу!
— Айе! — ответил Тиу с улыбкой. Широкий в плечах, ростом он на голову превосходил Йормунганда. Светлая борода только начала расти, и торчала клочками во все стороны, поэтому вид Тиу имел неопрятный — Тяжела была дорога?
— Нет. Твой брат сказал, что у нашего отца Лодура умерла жена. Так он был женат… здесь?
Тиу замялся.
— Да, только я ее не знал совсем. Она умерла.
Йормунганд пробежался взглядом по гостям, но их было слишком много.
— А наш отец здесь? — спросил он. — Он бывает здесь?
— Часто. Но сейчас нет.
— Он бы нас встретил, — проворчал Фенрир.
Его отец был женат, его «настоящая» жена умерла, а теперь его мама и все они приехали сюда по приглашению Альфедра. В сердце Йормунганда появилась надежда достойная разве что его сестры: может быть, семья воссоединится, и теперь брак родителей будет «считаться» и здесь. Но говорить об этом с детьми Альфедра бессмысленно, подумал он, вряд ли они много знают о делах Лодура. Да и много, очень много раз он говорил, что лучше бы отцу не возвращаться вовсе, но то лишь детские злые слова. Почему же отца здесь нет?
Йормунганд единственный по-настоящему помнил его. Веселого, огромного. Лодур появлялся как вихрь, тормошил его, подкидывал под потолок, делал маме нового ребенка и вновь исчезал. А мама оставалась ждать. Ангаборда редко говорила о муже, но если говорила, то только с Йормунгандом, поэтому он даже не был уверен, где начинались ее воспоминания, а где заканчивались его. Еще больше его смущало, что мама сравнивала его с Лодуром и когда хвалила и когда ругала. Он оказывался гордым, упрямым, умным, злопамятным и невыносимым «совсем как отец».
Йормунганд смутно помнил, как Лодур объезжал дикого злобного скакуна. Тот скинул Лодура на землю и чуть не припечатал копытом, если бы отец вовремя не увернулся. Лодур все-таки одолел его, а потом и вовсе ездил только на нем. Страх перед отцовским конем Йормунганд помнил хорошо. Как он взбрыкивал и скалился, какие у него были крепкие мохнатые ноги и растрепанная грива. Чесать себя конь не давал даже хозяину. Но как его объезжали, помнил ли Йормунганд сам, или детское воображение нарисовало ему со слов матери, он не знал. Лодур никогда не катал его на своем скакуне, и первый раз на лошадь Йормунганда посадил дядя. Ты старший в семье, Йормун, говорил ему Гримунд, должен уметь защитить сестру и мать. На твоего папашу надежды нет, отвечаешь за них только ты.
Когда Фенриру исполнилось три, Йормунганд посадил его на Весенний Ветер и осторожно покатал по двору. Ангаборда увидела это из окна своей башни и сбежала вниз в чем была — широкая ночная рубаха развевалась за ней словно простыня на ветру. Тогда они в первый раз поссорились. А Фенрир ревел сначала из-за того, что его стащили с конской спины, а потом из-за того, что мама отвесила старшему брату затрещину. Сколько времени прошло. Фенрир теперь держится в седле лучше дяди, и куда лучше старшего брата.