Юдоль
Шрифт:
— Еще два дня назад утром нас обогнали, — кивнула Васа. — Торопились, как мне показалось. Но близко не разглядела. Ушли мы с дороги, нечего судьбу испытывать. С огнем не сладишь.
— Это точно, — согласился Кай. — Сколько их было?
— Двое, — сказала кессарка.
— Двое, — задумчиво повторил Кай. — Так куда ты теперь, Васа? Куда после Ламена? В Хурнай?
— Не решила еще, — призналась кессарка. — Может быть, сначала пойду в Ак. Туззи в обозе?
— Да, — кивнул Кай, — но держится в отдалении.
— Правильно делает, — скривила губы Васа и посмотрела на Каттими, которая достала из подсумка миски и осторожно накладывала в них кашу. — Что скажешь, милая?
— Вкусно, — сдвинув брови, облизала ложку девчонка.
— А вот и сыр, — объявил Кай.
Привал был недолгим. Вскоре костер оказался затоптан, кони оседланы, и путь продолжился. Васа и ее спутник держались чуть впереди, чему Кай препятствовать не собирался. Все внимание он обращал на окрестности. И если со стороны реки никаких сюрпризов ждать не приходилось, то тянущиеся по левую сторону каменистой, припорошенной пылью дороги перелески внушали тревогу. Из пройденных за четыре дня деревенек только две были брошены жителями, остальные, не менее двух десятков, сожжены дотла.
— Я же тебе говорила, что Васа увяжется с нами, — прошептала ближе к вечеру Каттими.
— По-моему, все произошло ровно наоборот, — заметил Кай. — Но тебе незачем беспокоиться, как видишь, она не избавлена от мужского внимания.
— Мне, может, и нечего беспокоиться, — согласилась Каттими, — но ты явно обеспокоен.
— Как тебе сказать… — Кай с тревогой рассматривал очередное пепелище. — Даже после начала Пагубы многие деревеньки вдоль этого тракта были многолюдны. На полях зеленели посевы, в лугах паслись коровы, овцы, козы. Теперь это мертвая равнина. Признаюсь тебе, что знай я заранее об этом, предпочел бы путешествие по другому берегу реки.
— Но я слышала, что там вовсе нет деревень, — заметила Каттими.
— А здесь есть? — спросил Кай. — А до первых шахтерских поселков Ламена еще более ста лиг. И последние пятьдесят из них проходят через ламенские пустоши.
— А что такое — ламенские пустоши? — затаив дыхание, спросила Каттими.
— Брошенные выработки, — объяснил Кай. — Бедные или выгоревшие угольные шахты. Провалы в земле. Затопленные шахты. Бурьян, мелколесье. Через ламенские пустоши даже до Пагубы дорога была не слишком надежной. Ее всегда пытались пройти за день. В начале пустошей Эрха петляет на запад, на утесе стоит старая полуразрушенная крепость, в ней караваны пережидают ночь, а с утра пораньше отправляются в опасный путь. И не останавливаются, пока не дойдут до дозоров угольной стены.
— Угольной стены? — не поняла Каттими.
— Когда-то давно кланы враждовали друг с другом, — рассказал Кай. — И клан Огня — клан Агнис, которому принадлежит Ламен, пытался защитить себя от диких тати и от других кланов. Тогда он и построил угольную стену. Она тянется на сотню лиг с северо-запада на юго-восток и отгораживает изрядную часть ламенской земли. С другой стороны ее защищает изгиб Эрхи. Но это только называется стеной — обычный вал земли, отработанной породы. Повелением древних ураев клана Огня шахтеры не имели права устраивать отвалы пустой породы, всю ее следовало доставлять для строительства угольной стены. По ее верху шел частокол, который почти не сохранился, ну и сторожевые башни. Ламенцы и теперь числят все, что находится за стеной, — дикими землями.
— А живые деревни в ламенских пустошах есть? — спросила Каттими.
— До Пагубы были даже трактиры и постоялые дворы, — ответил Кай. — Укрепленные, конечно. Теперь — вряд ли. Так вышло, что я не заглядывал туда после начала Пагубы.
Бывал в Кете пару раз, но всегда уходил потом к Парнсу или к Гиене.
— А в сам Парнс ты заглядывал? — широко открыла глаза Каттими.
— Парнс — закрытая крепость, скорее даже обитель, пещера в скале, туда не может попасть случайный человек, только послушник или кто-то из приближенных к ураям, — пожал плечами Кай. — Я пытался, у меня ничего не вышло.
— У нас в Вольных землях говорили, что Парнс и Гима — два ключа к Запретной долине, в которой спрятаны огромные богатства, — таинственно прошептала Каттими. — Но их стерегут чудища, по сравнению с которыми твари из Пустоты словно деревенские приблудные псы.
— Это значит, что рано или поздно я там тоже окажусь, — твердо сказал Кай.
— Возьми меня с собой, — попросила Каттими.
— Давай сначала минуем ламенские пустоши, — оборвал разговор Кай.
Он все чаще оборачивался на девчонку, а она словно пряталась от его взгляда: придерживала коня, чтобы оказаться позади, опускала глаза, когда он вертел головой, хотя уж сама-то смотрела на него почти не отрываясь, спину припекало от ее взглядов. Вечером, когда Кай выбрал место для последней стоянки перед переходом к крепости у ламенских пустошей и подводы стали собираться на лысой известковой возвышенности в сотне шагов от костра, который тут же молча начал устраивать Мити, Каттими сначала помогала ему собирать хворост, а потом отошла в сторону и присела над обрывом. В один из последних дней уже ушедшего лета, которое словно проклюнулось через уже начавшуюся осень, лежащая под высоким известковым берегом Эрха неожиданно заблестела красным.
— Иди, — сказала Васа Каю. — Сколько тебе лет, охотник? По лицу-то под тридцать, а по глазам едва за двадцать перевалило. Или и того меньше? Послушай меня, если девка вот так отошла в сторону да спиной повернулась, подойти к ней надо. Если бы ей надо было одной остаться, она бы не пошла никуда. Или сидела бы к тебе лицом. Руки бы сплела на груди. Одной остаться просто. Не одной быть сложно. Иди, я сейчас ягодки заварю с медом, с твоим сыром да с лепешками хорошо пойдет.
Кай пошел к Каттими только через полчаса, когда сумрак окончательно сгустился. Наполнил кубок ягодным отваром, надрезал лепешку, вставил в нее кусок сыра, разогрел на огне и подошел к девчонке. Она пела. Пела чуть слышно, пела на каком-то едва знакомом языке, кивая в такт несложной мелодии и постукивая подушечками пальцев друг о друга. Он замер у нее за спиной и стоял так несколько минут, пока она не замолчала. Потом сел рядом. Каттими молча взяла у него кубок и тут же набила рот угощением.
— Что ты делала? — спросил он ее через несколько минут.
— Пела, — пожала она плечами.
— Только пела? — усомнился Кай. — Я уж не говорю, что пела ты на незнакомом языке, но ведь было что-то еще?
— Ты почувствовал? — спросила она, повернулась к охотнику, и по отразившимся в ее глазах бликам костров близкого бивака Кай понял, что она плакала.
— Ты словно раскидывала сеть, — сказал он негромко. — Едва различимую, тонкую, ткни — и порвется. Но сеть.
— Как порвется, я почувствую, — прошептала Каттими. — Это заклинание малла. Охранное заклинание. Эти мелкие тати не слишком дружны с колдовством, но кое-что могут. Наш поселок располагался далеко от Хапы. Почти у самых Восточных Ребер. Рядом были два поселения малла. Две дубравы. Они живут под корнями. Должны жить в дуплах, но дуб, в котором можно жить, растет под тысячу лет. Мало таких деревьев. Вольные почти повывели их.
— И вы жили с ними мирно? — удивился Кай.
— Да, — кивнула Каттими. — И с ними, и с лами, и с лапани, и даже с большерукими кусатара. Война и боль всегда приходили откуда-то снаружи. Или от границ Салпы, или из-за Хапы. Отец говорил мне, что, если землю Салпы долго не поливать кровью, кровь начинает капать с неба. Ты уверен, что твой конь никого не подпустит к нам ночью?
— Уж во всяком случае, он даст мне знать об опасности, — уверенно сказал Кай.
— Всегда полагайся только на себя, — твердо сказала Каттими.