Югославская трагедия
Шрифт:
— А как к этому относится Тито? — быстро спросил Маккарвер.
— Тито? — Пьяде пожал узкими плечами. — Я думаю, что тоже с энтузиазмом!
— Его не видно. Он что, болен?
— Да. Что-то вроде ангины…
— В такую жару?.. И серьезно болен? — допытывался Маккарвер.
— Маршалу стало лучше, — отвечал Пьяде, — Только мучит бессонница. Доктор разрешил ему читать.
— Что? Очевидно, ваш перевод «Капитала»?
— Нет, сейчас для него это слишком тяжело. Он читает тот роман, помните,
Американец улыбнулся.
— И каково же впечатление маршала?
— Это действительно вещь! — воскликнул Пьяде.
— Присядем, — сказал Маккарвер, подводя Пьяде к краю обрывистого берега.
Внизу пенились волны, разбиваясь о скалы.
Пьяде сел на горячий от солнца плоский камень, подставив свои костлявые ноги морским брызгам.
— А что маршал намеревается делать? — продолжал допытываться Маккарвер. — Сегодня, например?
— Сегодня он принимает меня, — важно ответил Пьяде. — Я буду у него с докладом о своей работе. Кстати, вас интересует моя новая социалистическая теория?
— Еще бы! Я о ней слышал. Как демократа, меня интересует каждое свежее слово в этой области.
Маккарвер разлегся на песке. Он решил во что бы то ни стало выпытать у Пьяде секрет исчезновения Тито.
— Я коротко. Самую сущность… Еще сидя в тюрьме, — начал Пьяде, блаженно зажмурившись, точно глухарь, влюбленный в свое пение, — я пришел к тому выводу, что наша национальная буржуазия может мирно врасти в социализм. Иначе говоря, я стою за надклассовое единство наших народов во имя высших интересов нации. Своей теорией я хочу, поскольку это в моих силах, несколько расширить и углубить марксизм применительно к нашим условиям. Хочу в известной мере разрядить напряженное отношение между классами и этим самым до некоторой степени двинуть марксизм вперед, Вперед по пути национального социализма!
Американец почти не слушал эту тираду: он думал о другом, но за последнюю фразу уцепился.
— А вас не смущает, — сказал он, — что фашисты тоже называют себя национал-социалистами?
— В одинаковых бочках может быть разное вино, — ответил Пьяде и помолчал, давая собеседнику возможность по достоинству оценить столь образное выражение.
— А что еще нового у вас тут, на острове? — задумчиво спросил Маккарвер, пытаясь переменить тему разговора.
— О, новостей сколько угодно! Недавно под моим председательством состоялось заседание президиума Антифашистского вече народного освобождения. Решили приступить к вручению наград.
— Это интересно.
— У нас уже введены свои собственные ордена — «Партизанская звезда» трех степеней, орден и медаль «За храбрость», орден «Народного освобождения», орден «Братство и единство» и высшая награда — орден «Народный герой».
— Кто же получает награды?
— Первыми Коча Попович, Пеко Дапчевич, Михайло Апостольский, Коста Надж, Вукманович-Темпо, Иван Гошняк, Данила Лекич.
— А-а, когорта героев!
— Все награждены, все. И члены вашей миссии тоже. Вы лично, кажется, получаете орден «Братство и единство».
— Вот как? — Маккарвер удовлетворенно кивнул. — Да-а, все мы немало потрудились. Когда же Тито вручит мне награду? Сегодня?
— Необязательно сам Тито, — уклончиво ответил Пьяде.
Маккарвер вскочил. Терпение его лопнуло. Он схватил карлика за плечи и подтолкнул к самому краю обрыва. Пьяде побледнел: внизу торчали острые камни, о которые с шумом разбивались волны.
— Ближе к делу, Моша! Отвечайте, где Тито? Или вы ненароком свалитесь с этого обрыва!
— Только это между нами, — просипел Пьяде, поняв, что с ним не шутят. — Это секрет. Умоляю вас…
— Ну?
— Он там, — Пьяде показал в неопределенном направлении.
— Где? — встряхнул его Маккарвер.
Пьяде метнул отчаянный взгляд вниз:
— В Румынии.
Маккарвер отпустил его.
— У русских?
— Да, да, где-то там… Умоляю, не выдавайте. Я всегда…
Американец не дослушал. Он уже торопливо шагал по берегу к пристани Комиса, откуда доносилась музыка.
16
На веранде ресторана, под тентом, с воодушевлением играл английский оркестр. За столиками сидели молодые «томми» из отряда «коммандос», в зеленых беретах и мундирах цвета хаки. По всему было видно, что они не разделяли панического настроения Баджи Пинча.
«Тыловики, фанфароны! — подумал Маккарвер, проходя мимо них в своей запыленной одежде и в стоптанных ботинках. — Неужели не догадываются, что бьет последний час их пребывания на этом курорте?»
Маккарвер окинул взглядом пляж с полотняными зонтами и торопливо зашагал к укромному уголку его, где стояли часовые. Там он увидел высокую фигуру Хантингтона и рядом с ним грузного Ранковича.
Вот к ним подошел Милован Джилас с принадлежностями для рыбной ловли и увел Ранковича к заливу, где водились звездочеты — серо-бурые рыбы в белых крапинках, а Хантингтон прилег у скалы в тени тамариска.
Воспользовавшись тем, что патрон остался один, Маккарвер подсел к нему.
— Это вы, Шерри? — сказал полковник таким тоном, как будто Маккарвер вернулся из ресторана, где они только что виделись, а не прилетел с передовой. — А мы вот сейчас спорили с Марко насчет способов, оттягивающих роковую необходимость умереть от старости. Тито озабочен сохранением своей изящной фигуры. Боится растолстеть. Он хочет быть всегда молодым, хочет продлить свою жизнь. В этом, кстати, и мы существенно заинтересованы.