Югославская трагедия
Шрифт:
4
«…У меня в шалаше был гость — Тодор Радович. Милетич разыскал его батальон, он стоял от нас неподалеку. Но где находится штаб бригады и два других батальона, никто не знал. Радович пришел спросить, не вернулся ли Корчагин, который вновь уехал уже несколько дней тому назад на поиски Перучицы. На этот раз Иован повез секретный пакет Янкова на имя комиссара Магдича и начальника бригадного ОЗНА Громбаца. Кича рассказал мне о своем разговоре с Мачеком и о том, что в письме прямо ставит вопрос о Катниче, о смещении его с поста политкомиссара и назначении на это место
Да, так было бы правильно!
Узнав, что Иована еще нет, Радович встревожился.
— Я подозреваю, — сказал он, — что Перучица оставлен в Боснии. Я слышал, как Попович говорил ему о необходимости идти к Дрвару, чтобы принять участие в охране ставки и в чествовании Тито. День рождения у Тито, что ли, был в конце мая.
— Почему же тогда не оставили там всю нашу бригаду? — недоумевал я.
— Думаю, что тут Перучица схитрил. Он торопил нас с Вучетином: скорее мол идите в Санджак, а я догоню… Наверное, потом оправдывался перед командующим: два батальона не успел удержать — ушли на восток по приказу Арсо. Да, что-то не везет нашей бригаде. Вечно она разорвана на части, никогда не бываем вместе. Вот и с Вучетиным мы встречались лишь урывками. Эх, Томаш, Томаш! Хороший был командир, чудесный человек!
Радович все время вспоминал Вучетина. Он очень болезненно переживал потерю друга. В знак траура по нему даже перестал бриться. Лицо Радовича, обросшее по щекам и подбородку, стало совсем черным.
Поужинав со мной и вытерев ложку чистым папоротником, он тяжко вздохнул и опять печально заговорил:
— Знаешь, Николай, после войны я перенесу тело Томаша на кладбище в Риеку-Черноевича и на могильном камне напишу три слова: «Друг Советского Союза». Томаш всей душой был предан России. Истинный сын своего народа, он был восприимчив ко всему передовому, светлому. Мы с ним часто толковали о будущем. Я не успокоюсь, пока не увижу наш край таким, каким Томаш видел его в своих мечтах. За это я буду бороться до конца, бороться за двоих, за себя и за него. Клянусь тебе, Николай, что я отомщу за Вучетина. А у нас знают, что такое клятва сына Черной горы.
Радович до хруста в пальцах сжал кулаки.
— А кому ты собираешься мстить, Тодор? — спросил я. — Ведь так и не выяснено, кто убийца.
— Я знаю, что его убили враги, враги той новой, лучшей Югославии, за которую мы боремся.
Мы вышли из шалаша. Темнело.
Филиппович все еще сидел под явором, углубленный в свою работу. Из куска орехового дерева он вырезал перочинным ножом трубку; из дикого жасмина сделал длинный чубук и теперь — буква за буквой — выводил по чубуку слова: «Успомена на дан ослобожденя». [73]
73
На память о дне освобождения.
Радович долго рассматривал эту трубку.
— Хороша! Мои бойцы тоже готовят подарки советским солдатам, — сказал он. — У наших людей одни мысли, одни ожидания…
— Ждать теперь уже недолго, — сказал я.
— Скорее бы настал день встречи. Эх, Томаш! Как он мечтал об этом дне!
Неожиданно меня вызвали к командиру.
Перед пещерой Кичи, тяжело дыша, стояли три
«Иован!» — обрадовался я. Но когда вбежал с Радовичем в пещеру, то попал в крепкие объятия не Милетича, который тоже был здесь, а какого-то человека в кожухе из овчины мехом наружу.
— Здраво, друже Николай! — сказал приезжий очень знакомым мне, низким, с хрипотцой голосом.
— Алекса Мусич?!
— Я, я! Узнал? — спрашивал он, сжимая мои руки.
В самом деле, это был Мусич, одетый пастухом. Лицо его заросло густой и длинной бородой. Он смотрел на меня темными, горящими глазами и смеялся от радости.
— Довольно! — оторвал его от меня Иован. — Ты только послушай, — обратился он ко мне. — Чудные вещи, брате, творятся на свете…
— Чудеса да и только! — подтвердил Лаушек. — Ведь наш пропащий Алекса — никто не верит — из-под Великого Шатора пробирается, из верховного штаба!
— От маршала Тито? — удивился Радович.
— Нет, друже, от Арсо Иовановича! — ответил Мусич.
Глаза его, поблескивавшие из-под насупленных бровей, при этих словах разгорелись еще ярче, как угли, с которых сдунули пепел.
— Я от Арсо Иовановича, — повторил он. — От него.
Кича подал Радовичу бумагу, смятую и грязную, захватанную руками:
— Читай.
Это была напечатанная на машинке директива начальника верховного штаба, сформулированная очень кратко и ясно. Первый пункт ее содержал общую характеристику стратегической и оперативной обстановки. Приводилась выдержка из первомайского приказа товарища Сталина: «Под ударами Красной Армии трещит и разваливается блок фашистских государств… Германия проиграла войну. У Румынии, Венгрии, Финляндии и Болгарии есть только одна возможность избегнуть катастрофы: разрыв с немцами и выход из войны».
Второй пункт директивы касался положения в Югославии. В нем говорилось, что немцы пытаются обеспечить себя с правого фланга и во что бы то ни стало удержаться на Балканах или хотя бы в Югославии. С этой целью они высадили воздушный десант в Дрваре и ударом наземных войск начали свое седьмое наступление на войска НОВЮ. В директиве указывалась ближайшая задача частям: перейти в контрнаступление; задержать отход немецких частей из Греции, Македонии, Албании, Черногории и южных районов Сербии за реки Саву и Дунай; усилить действия на их главнейших коммуникациях, помешать маневру вражеских сил. В дальнейшем — двигаться на восток, навстречу Красной Армии, к румынской и болгарской границам. Излагалась задача войскам Сербии и Первому Пролетарскому корпусу Кочи Поповича: не пустить немцев из Македонии и Греции на север, помешать их стратегическим передвижениям; соединиться с Красной Армией в Хомолье. Далее говорилось о взаимодействии своих войск, находящихся в Македонии, Сербии и Черногории.
— Хотел бы я знать, что по этому поводу скажешь ты, друже Тодор? — опросил с нетерпением Кича, прочтя директиву.
— Я? — Радович еще раз взглянул на подпись Иовановича, потом на Мусича. — Я не понимаю, почему он твердит, что его послал Арсо Иованович, а не Тито.
— Тито сейчас не до нас. Верховный штаб у черта на куличках! — с усмешкой сказал Милетич.
— Где же?
— А вот сейчас узнаешь. Говори, Алекса!
Мусич присел на корточки и задымил трубкой…