Юлька в стране Витасофии (сборник)
Шрифт:
— И все-таки дорога должна заканчиваться домом, — мягко сказала Юлька. — Иначе она столь же бессмысленна, как пустота.
Крысолов, наморщив лоб, собрался возразить, но не успел.
Выскочившие из засады трое мужчин в алых камзолах, плащах и сапогах — форма одежды инквизиторов — столкнули его с дороги: причем так сильно, что, падая, Крысолов выронил флейту. Не обращая внимания на Крысолова, мужчины схватили Юльку за руки и, засунув ей в рот кляп, потащили через кусты на видневшуюся неподалеку поляну. Опомнившись, Юлька попыталась сопротивляться, и
— Ведьма! — отпрянув от Юльки, крикнул инквизитор. — На огненный стул ее!
— У нас на колу ей будет удобнее! — раздался гортанный голос. Внезапно появившаяся четверка моджахедов насмешливо смотрела на инквизиторов. — Не справляетесь с девчонкой?! Уступите ее мужчинам!
Отпустив Юльку, инквизиторы выхватили кинжалы; точно такие же кинжалы мелькнули в руках у моджахедов. Противники замерли, глядя друг на друга, — и, воспользовавшись паузой, Юлька, вытащив изо рта кляп, с криком «Помогите!» ринулась к дороге: она вспомнила слова Мастера о том, что Белая дорога оберегает своих путников.
Вбежав на кирпичи, Юлька увидела настраивающего флейту Крысолова.
— Не волнуйтесь, фройлян, все будет хорошо! — крикнул Крысолов и поднес флейту к губам. Послышалась веселая галопирующая мелодия: услышав ее, выбежавшие из кустов инквизиторы и моджахеды со счастливыми лицами потянулись к Крысолову. Махнув рукой Юльке — чтобы она уходила, — Крысолов, не переставая играть, направился в сторону реки; за ним, дергаясь, словно паяцы, зашагали нападавшие. Оглянувшись на прощание, Юлька поразилась злому выражению лица Крысолова и со вздохом решила, что, как ни привлекателен флейтист, влюбиться в него она бы не сумела.
Юлька вспомнила мамины слова о том, что девушка, выходя на улицу, иногда выходит на встречу своей судьбе. «Здесь, в Витасофии, такие интересные личности! — подумала Юлька. — Может быть, мне встретиться юноша, похожий на Мастера, — но без Маргариты, — и скажет те слова о любви, которым я поверю».
Мечтая об этом, она почти не удивилась, увидев впереди шагающего на высоких деревянных ходулях парня, одетого в древнегреческий хитон.
Средством передвижения парень пользовался неумело, часто соскальзывал на дорогу, но упорно взбирался обратно.
— Здравствуйте! — поравнявшись с парнем, оказавшимся очень симпатичным, крикнула Юлька. — Вы готовите номер для цирка?
— Придумали тоже! — возмутился парень. — Неподалеку отсюда — городок Кинсберг. Хочу пройти по улицам, глядя на всех сверху вниз.
— Для чего? — удивилась Юлька.
— Вы такая же, как все: ничего не понимаете, — с сожалением констатировал парень. — Это так прекрасно: быть выше других, причём в прямом, а не переносном смысле, И не на голову, не на две, а на метр, а то и больше.
Неуклюже переставляя ходули, парень гордо посмотрел на Юльку:
— Здесь, наверху, замечательно: чистый
Решив обогнать Юльку, парень быстрее задвигал ходулями и, зацепившись одной за другую, с грохотом свалился вниз.
— И оттуда так больно падать, особенно на кирпичи, — ехидно улыбнулась Юлька.
Потирая ушибленные места, парень поднялся и швырнул ходули в придорожные кусты.
— Пройдусь по городу, когда подготовлюсь.
И, повернувшись к Юльке, спросил:
— Вы принцесса?
— Нет, — с трудом удержавшись от желания соврать, сказала Юлька.
Несмотря на свое зазнайство, парень ей понравился. — А зачем она вам?
Чтобы жениться?
— Глупости. Это для всяких принцев и прочих обыкновенных людей. Я ищу принцессу, чтобы убить.
— Чт-о-о? — Юльке показалось, что она ослышалась.
— Да. Хочу оказаться здесь первым, попасть в книгу рекордов Гиннеса[38] — возбужденно объяснял парень. — Я — Герострат из Эфеса.[39] Чтобы прославиться, 21 июля 356 года до христианской эры сжег храм Артемиды[40].
Слышали обо мне?
— Нет, — сердито ответила Юлька, хотя за рассказ о Герострате на уроке истории получила в школе «отлично».
«Как легко ошибиться в человеке, оценивая его по внешнему виду» — подумала она.
— Вы, наверное, родом из глуши, — понимающе произнес Герострат. — В цивилизованном мире я известен всем. Тогда, в июле, меня не просто казнили. Специальные глашатаи в продолжение десятков лет разъезжали по Греции и объявляли: «Не смейте помнить имя безумного Герострата, сжегшего из честолюбия храм богини Артемиды».
— Представляете?! — засмеялся Герострат. — Глупцы! Лучшей рекламы не придумать: обо мне знали даже младенцы.
— Зачем вам такая слава?
— Еще мальчишкой меня мучила мысль: для чего жить, если смерть и годы растопчут мое имя в пыль?! Занялся спортом, чтобы победить в Олимпийских играх, но не попал даже в первую десятку. Воин из меня получился никудышный, и вообще оказалось, что я ни на что не годен. Сверстники делали карьеру, уходя в торговлю или армию, а я продолжал быть никем. Однажды даже хотел с Тарпейской скалы[41] в море броситься. А потом меня осенило: чтобы остаться в памяти общества, надо покуситься на самое для него дорогое. Вот и выбрал одно из семи чудес света[42]: храм Артемиды.
— Если человек не способен проявить себя в деле, пусть оставляет себя в детях, — рассудительно заметила Юлька.
— Это — путь неудачников, — отмахнулся Герострат. — Я хотел собственной славы, а не надежды на то, что из детей что-то получится.
И важно добавил:
— Я ее приобрел.
— Позорную славу существа, способного лишь на разрушение созданного другими, — кивнула головой Юлька. — Ваша похвальба — это радость нищего, гордого тем, что благодаря уродству ему подают больше милостыни, чем остальным.