Юмористические рассказы об актёрах, о любви и глупости
Шрифт:
На даче у Валерия Николаича она объявила о своём решении, чем поставила уважаемого педагога в затруднительное положение. Валерий Николаич с присущей ему рассудительностью взвесил все за и против. Постоянное присутствие молоденькой девушки у себя дома укрепляет психику и уверенность в себе, но постоянные ухмылки коллег и озлобленность начальства эту же психику и разрушают. Стало быть, надо уходить с работы или уходить от Люси, что было практически невозможно, так как Люся была намерена перерезать себе вены и оставить посмертное письмо, где Валерий Николаич будет объявлен вымогателем маминых долларов и почему-то грязным предателем. В момент безысходности и отчаянья в голову Валерия Николаича упала мудрая мысль, он предложил Люсе тайно обвенчаться в деревенской церкви и набрать в рот воды до окончания школы, благо, до выпускных экзаменов оставалось три месяца. Он был
Это была истинная ночь любви! Об этом можно только петь при полной луне или не говорить ничего, потому что непоэтический взгляд цепляется за житейские частности и идеальная картина вмиг улетучивается. Скажите, ну кому интересен цвет трусов или чистота ногтей, когда мы раздеваем юную женщину! Конечно, никому. Поэтому не стоит останавливаться на таких подробностях, как внезапно включившееся радио или неснятые тапки с ног Валерия Николаича.
Конечно, со стороны учителя было непростительной ошибкой говорить о своих бурлящих чувствах глупой десятикласснице даже при более тесном общении, чем с остальными. Видимо, поэтому Люся сочла вправе заявить матери о готовящемся венчании, причём опять закинув ноги на журнальный столик и глядя в телевизор. На что Вера Николавна справедливо вознегодовала – от позора ей хочется эмигрировать в Камерун с Масамбой, и если что-то и удерживает её на родине, так это квартира, которую она лучше продаст, чем впустит сюда этого «Тварь Николаича»!
Масамба во время разговора сидел опечаленный и с тоской разглядывал люсины бёдра и торчащую грудь, видимо, представляя этого оборотистого мерзавца, который ловко, не тратя ни рубля, заманивает в спальню сразу несколько юных дурочек и творит с ними такое!..
Чем больше Масамба представлял, что творит Валерий Николаич, тем больше он мрачнел и тем больше тяжелела его челюсть. В самый щепетильный момент, когда Вера Николавна попросила вывезти её с родины, Масамба, сгорая от праведного гнева, закричал, что не оставит эту красивую девочку старому крокодилу и лучше сам будет целовать свою падчерицу, чем тот будет ставить ей засосы на шее и ключицах. Вера Николавна не поняла его искреннего переживания, поэтому моментально вытолкала за дверь, а на требование вернуть все деньги ответила, что они честно заработаны, а потерю нравственности, так же как и потерю национального достоинства, компенсировать можно только в валюте.
В довершении этих злоключений, с желанием расставить все точки над i, Вера Николавна пошла в школу и прямо в учительской принялась стыдить Валерия Николаича при коллегах по работе. Педагог, проявляя поистине офицерскую выдержку, плюнул в форточку и задумчиво взглянул в лицо разгневанной женщины. «У вашей дочери болезненно-сексуальное восприятие мира, – сказал он. – Такие фантазии приведут её к жизненной катастрофе». Вера Николавна поняла, что здесь ей не дадут ни денег, ни умных советов, и вышла вон. Валерий Николаич был потрясён допущенным промахом. Он попробовал искать выход, но, взглянув на нервные физиономии учительниц и похожее на репу лицо учителя физкультуры, осознал, что у людей поддержки он не найдёт, и мысленно обратился к Богу.
На следующем свидании Валерий Николаич поделился с Люсей мыслями о божьем промысле, вспомнил набоковского доктора Гумберта и потребовал от нашкодившей школьницы выучить «Отче наш». Когда он расписывал ей картины дантовского ада из «Божественной комедии», распухших грешников, терзаемых громадными осами и слепнями, Люся почему-то представила на их месте не себя, а Масамбу и Валерия Николаича, и удовлетворённо улыбнулась. Валерий Николаич принял это за знак девичьей распущенности и попытался её урезонить. Люся же задрала платье и предложила согрешить в последний раз, чтобы не зря мучаться на том свете. «Почему в последний?» - удивился Валерий Николаич. «Потому что вы дерьмо!» - грубо ответила Люся Напиткина и попробовала выйти из комнаты. Валерий Николаич преградил ей путь и строго, по-учительски, взглянул в глаза. Люсе это не понравилось, и она нагло прижалась к нему всем телом, чтобы вывести зрелого мужчину из мысленного равновесия и сбежать-таки от серьёзного разговора. Валерий Николаич потащил хитрую девушку к кровати, чтобы раз и навсегда поставить жирную точку в их бессмысленном романе, но получил удар коленкой и, согнувшись, свалился на пол. К несчастью, Люся вспомнила сцену расставания матери с Масамбой и схватила с трюмо деньги Валерия Николаича, оставшиеся от зарплаты. Мало того, вечером учителю выбили окно какие-то хулиганы, а Соня Монина начиркала мелом на его двери откровенные ругательства.
После всего случившегося бедный преподаватель около месяца не отлучался из дому, выучил «Отче наш» и пристрастился смотреть по телевизору мистические передачи о загробном мире и летающих тарелках. Люся же наоборот чаще появлялась в увеселительных заведениях в обнимку с каким-то верзилой и Соней Мониной. Говорят, вроде бы этот верзила и выбил окно Валерию Николаичу и вроде бы его Люся ждала из армии, пока встречалась с Валерием Николаичем. Вера Николавна опять помирилась с таксистом Пашей, и вскоре он совсем перебрался к ним жить. Даже с люськиным верзилой они успевали на машине проворачивать какие-то левые дела…
К этому времени Люся уже окончила школу, и следы её затерялись в других городах необъятной нашей родины. Что ж, даст бог, Люся, и ты поумнеешь, впитывая от людей всё самое полезное и порядочное. Благо, у тебя есть ещё время и здоровье.
Добрый директор
(Рассказ приличного человека)
Эдуард Баянович Пустовидов работал директором областной филармонии уже третий год. В глубине души он был очень добрым человеком, правда, сам об этом не знал. Ну бывает так, живёт-живёт человек, а про свои таланты и добродетели даже и не подозревает. Вот и Эдуард Баянович так… Зайдёт к нему какой-нибудь скрипач или пианист: «Эдуард Баянович, ну повысьте зарплату, ну что я как дурак работаю-работаю!..» А Эдуард Баянович ему спокойно так, без нервов: «Не работайте».
– «Как это так?» - удивляется музыкант. «А вот так, не работайте!» После такой железной логики музыкант уходил, глубоко задумавшись, и больше уже не входил в кабинет директора по пустякам.
Что делать, Эдуард Баянович не любил музыкантов и музыку не любил, особенно классическую, да и к искусству холодновато относился. Но так как был назначен указом сверху на пост директора филармонии, нёс этот крест с достоинством и терпением. Он ни разу не накричал ни на одного музыканта, хотя поводов было хоть отбавляй. Ну, например, начнёт какой-нибудь тромбонист на собрании глупости говорить, мол, вот маленькая зарплата, инструментов нету, искусству надо помогать - и всё в таком духе. Эдуард Баянович ему отвечает без крика и мата: «Не нравится - уходите». И сразу же на собрании тишина, ну что после такого скажешь, мол, не нравится жить - умирайте.
Конечно, тут доброты особо не сыщешь, тут больше интеллект и справедливость, но вот однажды эта доброта вылезла в неожиданном месте. Заходит как-то к Эдуарду Баяновичу молодая флейтистка Лерочка Пирожникова, она ещё и месяца не работала, выпускница недавняя, и начинает плакать, мол, хозяева хотят с квартиры выгнать, говорят, устали от её треньканья на флейте, и где же ей теперь несчастной репетировать. Сначала Эдуард Баянович хотел ей сказать, ну не знаете где жить, нигде и не живите, но взглянул на её милые веснушки, рыжие смешные косички, острые коленки, робко выглядывающие из-под платья, и что-то в нём куда-то повернулось. Он тут же позвонил директору порохового завода, своему старому знакомому, и без труда получил одноместную комнату в заводском общежитии. Потом вытащил из стола пачку потёртых банкнот и положил их перед испуганной флейтисткой.
– Подъёмные, - сказал он, - как молодой специалистке.
Эдуард Баянович наверняка и сам не подозревал, что в нём проснётся столько доброты и тепла к этой рыжеволосой особе с ямочками на щеках. Надо сказать, что злые языки называли его юбочником и эротоманом, говорили, будто в столе у него полно журналов «Плейбой», будто его компьютер постоянно «болеет» от вирусов, которые подцепляет на порносайтах, будто бы его жена несколько раз врывалась к нему в кабинет поздно вечером в надежде застать там похотливую певичку или танцовщицу у мужа на коленях… Много ещё говорили всякой ерунды, но Эдуарду Баяновичу всё было как с гуся вода.