Юность Барона. Обретения
Шрифт:
– И чего эти связные делать должны?
– Ой! А про это я и забыл спросить.
– Эх, ты! Всякие вражеские слухи [7] собираешь, а про главное разузнать не удосужился. Ладно, давай часикам к семи подходи к нам. Бабушка сегодня поздно будет, так что составишь компанию за ужином.
Юрка открыл входную дверь своим ключом и, не разуваясь, направился через гостиную в комнату, которую занимали Ольга с бабушкой. Здесь из-за неплотно прикрытой двери до него донеслось звонкое щебетание сестры:
7
К
– Уважаемые радиослушатели! Сейчас по многочисленным заявкам прозвучит песня про овечку в исполнении заслуженной артистки республики Оли Алексеевой.
Юрка тихонечко заглянул – Ольга была в комнате одна.
Подняв крышку фортепиано, она высадила на нее всех своих мишек и зайцев, и теперь, невпопад стуча пальчиком по клавишам, исполняла для них свою любимую песенку:
Протекала речка, через речку мост, на мосту овечка, у овечки хвост…– А где бабушка?
Ольга вздрогнула всем телом, испуганно обернулась.
– Фу! Напугал! – Малышка покачала головой и погрозила брату указательным пальчиком. – Не стыдно?
– Не-а.
– Очень плохо. Между прочим, у нас концерт, а ты мешаешь.
– Объявляй антракт.
– Зачем?
– Сейчас узнаешь, – таинственно отозвался Юрка и, присев на корточки, стал рыться в школьной планшетке. – Закрой глаза.
Сестра посмотрела на него с недоверием.
– Ага, закрой. А вдруг ты опять с какой-нибудь глупостью?
– Закрой, говорю!
– Хорошо. Только не пугай меня больше. А то я пугаюсь.
– А теперь протяни правую руку, но пока не смотри! – Крепко зажмурившаяся Ольга осторожно вытянула ладошку, и Юра положил в нее давешние утренние печеньки. – А теперь левую! – В левую отправилось заработанное яблоко. – Все, можешь открывать!
Ольга распахнула глазища и…
– Это… это что? Всё мне?!
– Всё. Тебе.
– Юрочка! Миленький! Как же я тебя люблю-прелюблю!
Сестренка бросилась к нему на шею, крепко обхватила, прижавшись всем своим тщедушным тельцем, и клюнула в щеку. Заставив Юрку смущенно покраснеть и одновременно сомлеть от проявления столь непосредственной, исключительно детской искренности…
– Закемарил, Зосипатыч? – неверно истолковал закрытые глаза погрузившегося в воспоминания Барона Борис. – Извиняй, что долго. Забыл, когда в последний раз на настоящем унитазе большую нужду справлял. О, водка-то у нас того? Щас, исправим.
Он достал чекушку и, игнорируя бдительных буфетчиков, не таясь, перелил остатки в пустой графинчик. Бдительные маневр углядели, но вмешиваться не стали. Распознав в банкующем пассажире потенциальные хлопоты из разряда «себе дороже».
– Во! Другое дело. Скока на твоих золотых?
Барон помотал головой, возвращаясь в реальность, и бросил взгляд на запястье:
– Без четверти двенадцать.
– Эге ж! Выходит, мне до Семибратово меньше часу езды осталось?
– Так ты у нас ярославский?
– Ага. От Семибратово до нашей деревни еще верст тридцать с гаком будет. Колхоз «Красный маяк», слыхал?
– Не доводилось.
– Не много потерял, – успокоил Борис и, скалясь щербатым ртом, затянул:
Написали про колхоз Двадцать два писателя, А в колхозе – два яйца И те у председателя.Докончив куплет, Борис с не меньшей, чем на борщ, жадностью набросился на остывшие сосиски.
Предварительно поинтересовавшись:
– Сам-то из каких мест родом?
– Из Ленинграда.
– Из колыбели? То-то, гляжу, на москвича не шибко тянешь. Столичные того, поборзее будут.
– А ты, значит, всего на пару дней домой? – соскочил с географических нюансов Барон. – А потом куда?
– Не знаю, не решил еще. Может, в Ростов Великий. А может, в Ярославль. В Москву-то дорога теперь заказана. Вон давеча всего полсуток на вокзале проваландался, так мусора мою шпаргалку [8] , мало не с лупой, в три подхода изучали.
8
Шпаргалка – справка об освобождении (угол. жарг.).
– То бишь на зону из столицы уходил?
– Вторую ходку – да.
– И на чем погорел?
– Тю. Даже вспоминать не хочется.
– Что так?
– Стыдно. Даже не за то, что приняли, а КАК приняли. Тьфу, придурок.
– Поделись мемуарами.
– А тебе, стесняюсь спросить, какой интерес?
– Допустим, этнографический.
– Не скажу, что разжевал, но надеюсь, интерес уважительный. Ладно, раз ты есть мой благодетель, исповедаюсь. Как на духу. Короче, поступил мне заказ на холодильник, что в кабинете директора продмага стоял. На Остоженке. Не бывал?
– Увы.
– Знатный лабаз, в Ярославле таких нет.
– А от кого заказ?
– Так, от одного хмыря. Сыскался общий знакомый по первой ходке. Вот он, ежа ему в дышло, и свел нас. А я не то чтобы такими делами в полный рост баловался, просто к тому времени уж очень долго на мели сидел. Знакома такая поза?
– Само собой.
– Значит, оценить сумеешь весь ужас энтой драмы. Так вот, этот, который наш общий, как назло, еще и аванец неслабый наперед предложил. Ну, думаю, была не была, придется уважить. Вот на следующий день, на зорьке, холодильник через окно и умыкнул. Тяжелый, зараза, пуда полтора. А куда деваться, коли впрягся? Потащил на горбу, еле в троллейбус втиснулся. Какой-то работяга сердобольный помог на остановке выгрузить, а дальше – обратно сам, три квартала пешкодралом. Дохожу до подъезда барыги, а там черный ворон стоит-дожидается. Веришь-нет, мало не разрыдался от унижения! Когда понял, что мусора меня нарочно у магазина принимать не стали. Всю дорогу следом катили, наблюдали, как человек мучается. Во зверье? Ну че ты ржешь? Я тут перед ним душу в клочья рву, а он ржет!
– Извини, дружище, это у меня непроизвольное.
К их столику полулебедушкой-полуминоноской подплыла пышнотелая официантка:
– Мужчины! Через десять минут закрываемся!
– Не беспокойтесь, красавица. Уверен, мой друг справится с шедевром вашего кулинарного искусства много быстрее.
– Хорош бабец! – резюмировал Борис, провожая официантку похотливым кошачьим взглядом. – Глянь, какая корма! Похоже, с местным ложкарем в доле работает.
Барон разлил по стопкам остатки водки: