Юность Куинджи
Шрифт:
— Старайся, я тебя не обижу…
И Архип вертелся как белка в колесе. Капризная хозяйка то и дело посылала его из кухни в подвал за картошкой и солениями. Заставляла мыть полы в комнатах, чистить не только обувь, но и одежду. Под вечер он падал на свой топчан и мгновенно засыпал.
Аморети часто отсутствовал. Ездил по селам и хуторам с приказчиками, выторговывал зерно, засыпал им свои амбары. От амбаров подводы с мешками тянулись на мельницы. Хлеботорговец готовился к ярмарке и к началу навигации, когда на мариупольском рейде появятся иностранные корабли.
По возвращении хозяина из поездок
Нынче пришли поиграть в карты отец Илия и учитель Косогубов. Аморети позвал Куинджи, чтобы тот накрыл стол. Парнишка появился в дверях и застыл на месте. Сердце обожгла не то боязнь, не то вина перед учителем, которого он никак не ожидал увидеть в доме своего хозяина. Пожалуй, только Семену Степановичу Архип не сумел бы объяснить, почему не стал посещать училище. На уроках Косогубова он сидел с охотой и внимательно слушал его рассказы по истории государства Российского. Из неловкого положения его вывел голос учителя.
— Архип? — удивился он и обратился к Аморети: — А я и не знал, что этот способный юноша ваш родственник… В последнее время я не вижу его на уроках…
— Эт-то, — попытался было заговорить Куинджи, но его опередил смущенный хозяин:
— Ты, дружок, того, ступай, — Подошел к нему, положил руку на плечо и тихо сказал: — Можешь заняться своими делами. Порисуй, что ли.
Архип ушел в свою коморку, Аморети повернулся к гостям и с деланной веселостью проговорил:
— Извините, господа. Знаете, на сухую карта не идет. Я на минуточку, распоряжусь.
Он прикрыл за собою дверь. Тощий и длинный отец Илия встал со стула и подошел к Косогубову. Держа скрещенные ладони на животе, наклонился к нему. Прошептал, усмехаясь:
— А вы, сударь, опростоволосились.
— Не понимаю.
— Архип не родственник Спиро Серафимовичу. За казачка у него служит.
— Не понимаю, — еще больше удивляясь, произнес учитель и пожал плечами, — Ему же нужны знания. Развивать способности необходимо.
Отец Илия подставил свой стул к Косогубову, опустился на него и тихо проговорил:
— Бог справедлив, сударь. Аморети взял его к себе из сострадания. В люди выведет отрока. Делу купеческому научит.
— О чем вы, отец Илия? — воскликнул Семен Степанович, — В нем художник зреет.
— Не отрицаю. Однако не зело потребный. К закону божьему прилежания не показал. Ни одной молитвы до конца не заучил. Не токмо господина Бибелли испакостил на бумаге…
— Неужто и вас, святой отец? — пряча улыбку,, спросил Семен Степанович, — Я и не знал!
— Непотребу в зачатии изничтожать следует, — зло сказал священник и перекрестился. — Господи, прости…
— Ну и ну! Не обидь ближнего своего. Если мы не поможем Архипу, то кто поможет? Его на попечение купцов или церкви взять бы. Послать в специальное заведение художеств. Дар божий у него…
Учитель не договорил — отворилась дверь, и вошел с двумя бутылками вина Аморети.
— Из особых запасов, господа, — заявил он торжественно, поднимая бутылки с узкими горлышками над головой. — Бургундское.
— А теперь французы и английцы объявили России войну, — нервно сказал Косогубов. — Не могут простить Нахимову разгрома турецкого флота у Синопа [41] . Война приближается к нам…
— На все воля божья, — перебил отец Илия.
— Вот именно, божья! Вы даже не подозреваете, насколько божья! — воскликнул учитель. — Чего князь Меньшиков в начале минувшего года ездил в Константинополь?
— Цареград — стольный град христианской веры, — отозвался священник. — На поклонение…
41
Сражение произошло 18 (30) ноября 1853 г.
— Чепуха! Он требовал от Турции уважать православное духовенство в Палестине. В самой Палестине! За тридевять земель от России. И чтобы русский царь имел право покровительствовать христианам — болгарам, сербам, румынам, грекам… Вы слышите, и грекам, которые ныне есть подданные султана.
— Они — наши братья во Христе, — вставил отец Илия.
— И по крови, — подхватил учитель. — Но турецкий султан отказал Меньшикову, а в октябре объявил войну. Англия и Франция тоже.
— На все воля божья.
— Воля-то, воля, но торговле в убыток, — проговорил Аморети.
Мимо темной комнатушки Архипа прошла хозяйка с горящей свечой, за ней проследовала кухарка с тяжелым подносом в руках. На дворе густел апрельский голубой вечер, сумеречный свет еле пробивался сквозь маленькое окошко. Архип лежал на топчане и неотрывно смотрел на потолок. До него доносился ставший громким разговор Аморети, Косогубова и священника. Дверь в комнату, где они ужинали, забыли закрыть. Но парнишка не вслушивался в их голоса, он был увлечен разворачивающейся над его головой борьбой между чернотой, выползавшей из углов коморки, и вдруг проявившемся на потолке фиолетовым пятном. Он догадался, что над морем взошла луна. Еще невысокая, робкая, потому и свет ее в окне такой трепетный и несильный. Фиолетовые оттенки дрожали, переливались голубыми прожилками и совсем незаметно приобретали синеватолиловую окраску, такую осязаемую, что оживший квадрат хотелось потрогать рукой…
Световая гамма причудливо играла до тех пор, пока полная луна не стала хозяйкой на бездонном звездном небе и пока ее серебристый живой свет не заблестел в голубых стеклах маленького окошка.
Архип прикрыл уставшие глаза и тотчас услыхал ясный голос Косогубова.
— Ссылаться на волю божью —совсем не означает изрекать истины, отец Илия. — Она заключена в действии.
— А действия, милостивый государь, предопределены волею божьей. Взять токмо переселение греков. Всевышний ниспослал митрополиту святому Игнатию провидение. Разлука с Крымом освящена богослужением в Успенском скиту. По наущению господа нашего святой Игнатий служил благодарственный и напутственный молебны вековечной покровительнице детей Иисуса Христа в крымском ханстве. Иноверцы–татары посягнули на икону божьей матери. Однако осквернить ее невмочь песоголовым.