Юрьев день
Шрифт:
— «Княжескому Роду Долгоруких и Княжескому Роду Борятинских. Долгорукие предоставляют место под строительство, всю инфраструктуру по его обеспечению и большую часть финансирования всего проекта, а Борятинские, в чьих землях сконцентрировано большое количество промышленных производств, должны заниматься непосредственно строительством завода. То есть, поставками необходимых материалов, цветных и черных металлов, металло-конструкций, мощной строительной техники и самое главное: специалистов-строителей, имеющих опыт возведения близких по сложности промышленных объектов. Император, в свою очередь, предоставляет
— «Понятно, что проект лишь этим не ограничивается: мало скопировать, нужно разобраться, улучшить, развить и превзойти! Поэтому, в связи с этим проектом, на просторах нашей обширной Родины были созданы специальные институты и целые научные центры, занимающиеся подготовкой инженерных и научных кадров, которые эту задачу и будут выполнять…»
Снова в кадр вернулся ведущий.
— «Проект важен и интересен. Несомненно, ему одному можно посветить целую передачу. И даже больше — цикл передач. И, возможно, в будущем мы это сделаем. Ведь он достоин того. Но сегодня, у нас другая тема.»
— «Итак, сами понимаете, полагаясь в таком большом деле с такими большими ставками на более, чем один Род, Император должен быть полностью уверен в лояльности и крепости отношений этих Родов. Что из-за меж Княжеского раздора, дело не будет загублено на середине… что в нашей истории, к сожалению, не раз случалось. Императору нужны гарантии. А что может быть лучшей гарантией крепости отношений, чем заключение брачного союза между родными детьми Глав Родов?»
— «И именно таких гарантий потребовал Император».
Дальше кадры менялись довольно быстро: показывались фотографии, а голос ведущего шёл фоном.
— «Выбор пал на младшую дочь Князя Фёдора Ювановича Борятинского Марию и шестого сына Князя Петра Андреевича Долгорукого — Юрия. Того самого Юрия, о котором и говорилось выше. По понятным причинам, Юрий Петрович Долгорукий позднее был заменён седьмым сыном Московского Князя Матвеем Петровичем, единокровным младшим братом Юрия.»
— «Матвей Петрович Долгорукий, называемый ещё Гением нынешнего поколения Одарённых. Тот, кто раскрыл свой Дар в шесть лет, а к нынешним своим четырнадцати уже достиг официального Ранга Вой. Будущая надежда и опора Империи, тот, кто, возможно, когда-нибудь в будущем станет не просто Княжичем, а Князем…»
— «Именно на него и нацелились враги нашей Родины, чтобы подорвать и ослабить силы Рода Долгоруких, побольнее ударить лично Петра Андреевича, лишив его сына, и сорвав начатый уже грандиозный и критически важный для страны проект строительства Тушинского завода полупроводников» — вновь вернулся в кадр ведущий.
— «План злоумышленников был прост и, даже, по-своему, изящен. Достать сына Князя в Кремле, то есть, в его доме, практически невозможно. Значит — надо его выманить в какое-то заранее подготовленное для засады место с самым минимумом охраны».
— «Но как это сделать?»
— «Резонный вопрос, которым и задались отряженные на эту задачу непосредственные исполнители: один из младших отпрысков Грузинского Княжеского Рода Кипиани, беглый преступник, промышляющий наемничеством Марат
Я с удивлением и недоумением посмотрел на отца, который этот взгляд выдержал с совершеннейшим расслабленным спокойствием на лице, даже не повернув глаз в мою сторону. Пришлось мне возвращать своё внимание обратно на экран, где как раз показывали фотографии Марата и Маверика. Причём, фотография Маверика была именно той, которую я добыл. Только от неё «отрезали» ту половину, на которой была его мать.
— «Выманить Матвея Петровича они решили, подстроив смерть его брата — Юрия, который, в силу названных уже выше причин, не был защищён стенами Кремля», — вещал между тем ведущий.
— «Но, просто убить Юрия было бы недостаточно. Явное убийство однозначно переполошило бы СБ Долгоруких и охрана всех детей Князя была бы не ослаблена, а наоборот — усилена. Что, в общем-то и логично, не правда ли?».
— «Им требовалось обставить убийство так, чтобы смерть казалась максимально естественной, а ещё… максимально трагичной и даже, не побоюсь этого слова: позорной. Для чего? Чтобы сильнее задеть Матвея Петровича эмоционально. Чтобы заставить его потерять осторожность»
— «Что же они предприняли?» — с некой драматической паузой задал вопрос ведущий. Потом продолжил. — «Давайте послушаем их самих».
После этого, кадр сменился. Теперь на экране была очень знакомая мне белая допросная комната. До дрожи знакомая. Правда, не совсем та, в которой сидел я. Всё ж, кое-какие мелки детали там и здесь отличались. Такие, как материал облицовки стола — очень похожий, но всё равно, фактура чуть-чуть другая.
В этой комнате, за этим столом сидел до боли знакомый мне Огневик. И его допрашивали.
Последовательно задавались дежурные вопрос, такие как: имя, фамилия, статус, место рождения, Дар, Ранг Дара, род занятий… А дальше вопросы более конкретные: задание, заказчик, сообщники, что делали и как делали.
Марат даже не пытался врать, темнить или отпираться. Не стеснялся никаких своих поступков и их деталей. Говорил прямо и связно. Достаточно уверенно, но всё же, не нагло. А ещё, его лицо носило следы повреждений, нанесённых ему Матвеем: заклеенные пластырем глубокие царапины, рассечённая губа, зашитое свежее рассечение брови, поломанная и вправленная переносица. Это придавало его рассказу некой… достоверности, что ли. Видно было, что съёмка не постановочная, а служебная. Грубоватая, не киношного качества, ведущаяся одним дублем, без склеек и смен ракурсов.
Марат довольно подробно рассказывал, как и сколько ему заплатили, как он общался с Мавериком, как тот скрывал от него своё лицо и искажал голос. Какие задания ему давал. Кто был главный в их паре. И собственно, каков был план.
По плану, Маверик, используя свой Дар, заселился в ближайшую квартиру к моей. Нейтрализовал наблюдателя от СБ, который должен был за мной приглядывать. Причём, заселился он гораздо раньше, чем я даже предполагал: больше, чем за месяц до моего «пробуждения». Влиял он на меня постепенно, меняя моё поведение так, чтобы со стороны это казалось естественным и не вызывало подозрения.