Юрьев день
Шрифт:
В зале истории Революции малышня заскучала, но оно и понятно – никаких тебе мамонтов и прочих интересных окаменелостей, одни бюсты, да портреты. И всё какое-то красное, угнетающее. Решив, что идеологии для меня сегодня достаточно, я аккуратно вырулил обратно к краеведам, которые уже прикрывали свои экспозиции плотными чехлами от пыли и солнечного света, и вовремя. Настя с Нель-Петровной помогали сотрудникам укрывать хрупкие стеклянные
Лавируя между экспонатами, я старался не упускать их из виду, но те, к немалому своему изумлению, скользнули в какую-то щель между стеллажами, и пропала из виду. Обаце! – подумал я, застыв, от неожиданности посреди муляжей мезозойского периода, – вот так да! Подойдя ближе, и присмотревшись, я действительно обнаружил за стеклянным коробом со скелетом какой-то древней рептилии неприметную узкую дверку, и потянув её на себя, протиснулся следом. Я почему-то решил, что непременно попаду в какую-нибудь кладовку, или запасник, и на любой вопрос отбрешусь, что искал туалет, но оказался в итоге в узком, натирающем плечи коридоре, пустом и неуютном, с металлической лесенкой в конце, по которой как раз погромыхивали Настины ножки.
Значит, у них там дело, «наверху», решил я про себя, собираясь уйти, но тут откуда-то потянуло сигаретным дымом, и меня сразу потянуло в туалет, по-настоящему. Наверное, сработал выработанный школьный рефлекс – если где-то накурено, значит, тут уборная. Ну что делать, схожу, пусть легенда подтвердится. Дойдя до скромной прокуренной площадки, я обогнул ржавую лестницу, и потянул на себя окованную оцинкованным листом дверь. За нею было почти темно, но меня это не смутило. У нас в школе, по вечерам в туалете всегда темно, у нас даже забава такая была, подкрасться незаметно к человеку, и тряся его за плечи, орать: «Учись ссать в шторм»!
Ну и вот: вошёл я в это помещение, и понял, что оказался в таком месте, куда мне совать свой нос вовсе не следовало.
Я стоял на пороге обширной комнаты, сплошь – от пола до потолка, заставленной разнообразной аппаратурой, и думал, что оказался в Изумрудном городе, настолько увиденное мною было непривычным и сказочным. Я раньше даже и представить себе не мог, что телевизоры бывают такими – огромными, двухметровыми, совершенно плоскими. Не в смысле – невыпуклыми, а тонкими, как книга. Пацаны, конечно, трепались, что в Японии давно изобрели такие телики, которые можно вещать на стену, как картину, но я не верил. Все шторы в помещении были опущены, так что людей, сидящих тут и там за столами, с такими же телевизорами, только поменьше, я заметил не сразу, как и они меня, пока сидящий неподалёку человек в костюме не окликнул меня, приняв за кого-то из своих.
– Ну, где ты там ходишь, Вале-ер? – промычал он, стряхивая пепел в грязную банку из-под майонеза. – Такая толпа, а мы сквер не видим. Что с пятой-то?
И тут я увидел его, не сквер, а город. Разные его места, и все – как на ладони. Парк и площадь, школа и ТЭЦ, научно-исследовательский институт и КПП, а на самом большом экране, прямо по центру комнаты – площадь перед горкомом. Я отчётливо, словно в окно, увидел наших ребят. Лену Башкатову, Санчеса, Ерохину, Виталика и прочих, толпящихся возле флагштока с красным знаменем, мирно реющим в углу экрана. Звука не было, но я словно бы слышал, как вышедший к флагштоку горнист протрубил сигнал к построению, и площадь пришла в движение. Ребята один за другим стали пропадать, строясь в шеренгу где-то под обрезом экрана, а, значит, и мне тоже было пора, шутка ли – пропустить равнение на знамя! Да вот только курящий мужик понял, наконец, что обознался, и рявкнул, вскочив:
– Какого хера! – и все головы повернулись в его сторону. – Ты кто такой, блядь?!
Я отступил на шаг, и, казалось, растворился в полутьме лестничной площадки. Я в домике, сука, я в домике! – шептал я про себя, пока комната приходила в движение, и пока ноги сами собой не понесли меня обратно к музею. Толкнув металлическую дверь, я со всей дури захлопнул её перед носом у бегущего ко мне мужика, и помчался по коридору, задевая стены локтями. Проскочив в узкую щель дверного проёма, я снова оказался в краеведческом зале, по счастью, уже пустом, и едва не запутавшись в портьерах, выскочил в фойе и побежал к лестнице, ведущей на первый этаж, отчётливо ощущая грохот распахнувшейся за моей спиной дверки, чудом удержавшейся под напором преследующего меня человека.
Конец ознакомительного фрагмента.