Юрей теу
Шрифт:
— С национальностью мы кажется, разобрались. Так позвольте теперь узнать ваше настоящее имя, мистер…
— Мое имя Алиен, Алиен Шойхет. Мой род идет от польских евреев.
— Это похоже на правду… Алиен.
— Чтобы вы еще хотели узнать обо мне, Петти?
— Все, что вы считаете нужным, Алиен.
— И вам будет интересно слушать меня?
— Проверим, насколько вы красноречивы!
— Даже не знаю с чего начать, — Алиен задумчиво поболтал ногами в воздухе и вдруг резко ткнул пальцем в небо. — Когда мне было всего пять лет, я прочитал книжку
— К чему вы это вспомнили? — бросила на рассказчика изучающий взгляд Петти Чарли.
— Луна! Она свела меня с ума…Первый рисунок Луны я сделал в шесть лет. Он был прекрасный, настолько прекрасный, что мой учитель-меламед, повесил его на стенд в классе, чтобы все остальные ученики могли им любоваться… Я болел Луной настолько, что мне стали сниться частые сны о ней. В них я был самим собой и без труда мог добраться до Луны… А потом, я незаметно вырос, возмужал, и меня закружило в водовороте взрослой жизни. Моя мечта стать астронавтом так и не осуществилась, но это не помешало мне сохранить свою любовь к Луне. Я бывал во многих странах мира и всегда выбирал для себя время для любования Луной… Знаете Петти, в разных странах она выглядит по-разному.
— Неужели, ни разу не замечала.
— А вы присмотритесь, как-нибудь…В пустыне она розовая, словно летящий фламинго. В океане она темно-голубая, а в Токио серебряная. Однажды я видел красную Луну. После этого в том месте, откуда я ее наблюдал, пролилось много крови и слез. В Африке, в Родезии я стал свидетелем нарождения черной Луны. Это непередаваемые ощущения, скажу я вам!
— Вы романтик, Алиен!
— Вы тоже, Петти.
— Откуда вы это знаете?
— Вы ведь тоже увлечены Луной, признайтесь?
— Предположим и что из этого, Алиен?
— Не пытайтесь спрятать от меня свои чувства, Петти. Вы для меня, как открытая книга.
— Какая проницательность, скажите тоже! Откуда вы только такой взялись?
— Может с Луны?
— Не шутите так со мной, Алиен.
— Простите, я не хотел вас обидеть!
— На первый раз я вас прощаю… Это я про открытую книгу.
— Мой ум-моя беда, Петти!
— Что ж мне так везет в последнее время на умников?
— А что здесь помимо меня присутствуют еще unicum,s?
— Да уж, есть еще парочка подобных вам, — указывая пальцем на убегающего от солнца «нового миссию», саркастически скривилась Петти Чарли.
— Однако чем-то наш Икар не угодил дневному светилу? — наблюдая за кувыркающимся по небу фотографом, усмехнулся Алиен. — А кто второй?
— Второй?…Точнее, вторая умная голова сейчас балдеет в той железной коробочке! — лягнула Петти стопой покачивающийся снизу автобус.
— Вы это про супругу этого шального господина? — сделал вид, что не понял, Алиен.
— Вы сами знаете, о ком я сказала, — уловив фальшь в голосе почитателя Луны, прошипела Петти. Она терпеть не могла «притвор» и «пересмешников». Но этот господин явно был не простым «пересмешником». От него за версту разило серным ароматом инферно.
Из странное уединение было внезапно прервано появлением неудачливого нео-Икара. С ревом пикирующего бомбардировщика Junkers-87 мистер Виджэй обрушился на соседнюю ель и, пролетев метров пять, зацепился крылом за ветку.
— По закону всемирного тяготения Ньютона любое дерьмо рано или поздно падает на Землю, — мерно покачиваясь в воздухе, глупо осклабился неунывающий «новый миссия».
— Ага, наше вам с кисточкой! — ехидно прищурилась Петти, откровенно потешаясь в душе над «сбитым летчиком».
— Может вам помочь? — из вежливости предложил Алиен.
— Не стоит, сеньор Циглер. Мне и здесь неплохо, — отказался «новый миссия», все еще не доверявший человеку с лицом Альбрехта Дюрера.
— Как знаете.
— Кстати, Виджэй, познакомьтесь это Алиен, Алиен Шойхет, — указала Петти на бывшего сеньора Циглера.
— Ты ему веришь? — делая попытку взобраться на ветку, холодно буркнул «новый миссия».
— Низнаю, но, по-моему, он интересный, — неожиданно призналась Петти.
— Спасибо за откровенность, Петти.
— Пока, что не за что.
— Странный у вас псевдоним: Шойхет, — с трудом вскарабкавшись на ветку, обратился «новый миссия» к Алиену.
— Это не псевдоним, мистер Виджэй. Шойхет моя настоящая фамилия.
— Она что-то обозначает?
— Пожалуй, да…Мой покойный дед был квалифицированным резником, т. е, шойхетом. Отсюда и фамилия такая.
— Я что-то слышал-таки об этом. Настоящие евреи следуют законам Галахи и всю пищу делят на кошерную и некошерную.
— Точно так…У евреев процесс забоя скота называется шхитой, и занимаются этим только специально обученные люди.
— Шойхеты.
— Да, кандидат в резники долгое время обучается своему ремеслу, и после того, как получает квалификацию, как правило, занимается забоем скота всю свою жизнь. Среди евреев шойхет считается очень уважаемым человеком и его авторитет приравнивается к авторитету раввина.
— Не пойму, какая разница между кошерным и некошерным убоем животины? Не все ли равно, как ее убивать?
— Не скажите, мистер Виджэй! Для еврея есть разница, каким именно способом убивать животное.
— Так в чем мораль-то… Алиен?
— Мораль в этом определенно присутствует. Чем больше страха перед Небом у резника, тем более сосредоточенно он будет проверять свой нож. Его лезвие должно быть не только очень острым, но и абсолютно гладким. Ведь такое лезвие лучше всего проникает в тело. Для процесса заточки используются камни разной зернистости. Для справки, ножи и камни для шхиты стоят очень дорого. И все это делается ради того, чтобы как можно наиболее быстро и безболезненно умертвить животное, предназначенное для пищи. В соответствии с Галахой, шойхет должен убить животное одним плавным движением ножа. В случае если удар был рваный, нанесен с задержкой или при этом произошел прокол тканей животного острым концом ножа, шхита считается некошерной, а употребление в пищу такого животного становиться запрещенным для евреев.