Юрей теу
Шрифт:
Ситэ, печально наблюдая за мучениями демона, сложили веера в форме кинжалов и, приставив их к груди, вскричали:
— Туман и ветер. Смех и тьма. Мы скоро встретимся на небе.
После того, как ситэ пронзили свои сердца кинжалами, воздух потрясла сильнейшая барабанная дробь, и флейта, издав пронзительный стон, затихла на последней ноте. И грохот барабанов внезапно оборвался перед затяжным прыжком в отверстие вырезанного пространства…Далекое эхо донесло до небес последнюю волю ситэ голосом синто-кагура…
Истекающие кровью ситэ пали на колени и на последнем
— Свет… не тьма. Тепло… не холод. То небо, небо навсегда! El mejicano caliente.
Демон-ваки встал на колени и почтительно склонив голову пред умирающими Фушиги и Хэншином, благоговейно прошептал:
— На небе вспыхнули цветы. Освободились души от зимы. Нотидзитэ!..
В комнате под № 10 царил вселенский погром. В ней повсюду были разбросаны обломки разбитой мебели, клочки одежды, брызги стекла и мелкие детали от радио.
Весь этот trash paysage был щедро осыпан горстями кокаинового снега и окраплен брызгами телесной руды. И, словно взорвавшееся зимнее солнце, растерзанный бумажный тетин, валялся среди запорошенных кокаином руин, порождая смутную аллегорию ядерной зимы.
Было похоже на то, что здесь недавно прошла шумная «fiesta» с участием бритоговых nazi и шоколадных dealers из мексиканского квартала. И лишь единственная выжившая свидетельница карнавала осталась среди этих руин, всем своим видом олицетворяя широту и размах прошедшего праздника жизни.
Перепачканная в собственной крови и порохе кокаина, Петти Чарли сидела на полу комнаты и, качаясь из стороны в сторону, перебирала изрезанными пальцами осколки разбитого зеркала. Ее неподвижный бессмысленный взгляд смотрел в пустоту, а синие покусанные губы роняли бессвязные фразы.
— Завтра меня не станет… Завтра мой мир провалиться в Ад… И черная немая тень займет мое место… Фиолетовые облака станут моей периной… Я стекаю мутной каплей по раздавленному стеклу дня… В его осколках отражение моего безумия… Искореженное напалмовым жаром солнца лицо расплывается по небу… Я сжигаю себя в костре несбывшихся надежд… Пусть часы остановят свой бег и посмотрят назад… Там пепел и больше нет ничего… Я стираю свою душу ластиком луны и погружаюсь в фиолетовый Ад… Да простит меня смерть, что не вижу я ее глаз… Напалмовый жар выжег мои глаза… Выжег мое нутро… Я мутная капля на расплавленном стекле уходящего дня… Я мутная капля… Капля дерьма!..
За спиной Петти тихо скрипнула входная дверь и в нее просунулась кудрявая детская головка и маленькая ручка. Окинув комнату быстрым взглядом, ребенок произнес отрывистым механическим голосом:
— Конана, тама теу!
Петти, перестала раскачиваться и, замерев на месте, равнодушно спросила:
— Кто ты?
— Я кукла Дзерури! — натянув на круглое лицо безобразную улыбку, охотно ответил ребенок:
— Зачем ты здесь, Дзерури? — немного помедлив, спросила Петти.
— Мы пришли за тобой, тама теу! — громко щелкнув крупными квадратными зубками, пропищала кукла.
— Ками-сама?! — бросила на куклу беспокойный взгляд Петти Чарли.
— Ками-сама! — сломавшись в глубоком поклоне, почтительно кивнула кукла.
— Ну, и где же вы, Ками-сама или как вас там… Алиен Шойхет? — с обреченной улыбкой на устах, обратилась Петти к человеку (?), спрятавшемуся за дверью.
И вот, дверь широко распахнулась, и на пороге появился уже знакомый Петти Чарли, человек с лицом Альбрехта Дюрера. Правой рукой он держал за ниточки деревянную куклу, облаченную в синее женское кимоно, а левую прятал за спину. Бывший раввин был без одежды, и белизна его атлетической фигуры гармонично вписывалась в decadence style десятого номера. Его широкую безволосую грудь обвивала экзотическая татуировка в виде извивающегося зеленого дракона. Из раскрытой пасти дракона торчал длинный розовый язык, указывающий своим кончиком на чакру Свадхистана. Сама чакра была скрыта под куском белой ткани, туго стягивающей бедра бывшего раввина.
— Добрый вечер Алиен. Вы сейчас поразительно напоминаете мне Иисуса из Назарета, — с некоторым интересом рассматривая голого Алиена из Киото, ухмыльнулась Петти.
— А вы сейчас очень похожи на жену Адама, — оценив комплимент, усмехнулся краем губ Алиен Шойхет. Его горящие холодным пламенем темно-карие глаза, прожигали насквозь душу Петти и она, едва сдерживалась, чтобы не закричать от боли.
— Никогда бы не подумала, что я похожа на бесформенную Еву, — напротив, не оценила комплимент стройная Петти.
— Простите меня, Петти, я имел в виду Лилит, его вторую жену, — быстро поправился бывший раввин.
— Вы мне льстите, Алиен, — найдя удобный повод, смущенно отвела глаза в сторону Петти.
— Нисколько, вы прекрасны Петти Чарли! — открыто любуясь ее обнаженным красотой, пылко произнес Алиен Шойхет.
— Вы пришли, чтобы убить меня, Алиен? — будничным тоном спросила его Петти.
— Я пришел, чтобы освободить вас, Петти, — двусмысленно выразился бывший раввин.
— Так входите же, раз пришли! — пригласила она его войти внутрь, — Только сами видите, у меня здесь немного не прибрано.
— Ничего, можете не беспокоиться, Петти. Меня устраивает ваша обстановка, — получив официальное приглашение, благодарно кивнул бывший раввин и вошел в комнату.
— Можно я посмотрю вашу куклу? — неуверенно попросила его Петти.
— Конечно! — с готовностью протянул ей Алиен спутанную нитками театральную куклу.
Петти осторожно приняла из его рук куклу и долго рассматривала ее, удивляясь простоте и совершенству ее конструкции.
— Где вы ее взяли, Алиен? — спросила его Петти.
— Это подарок Фушиги и Хэншина, — встав за спину Петти, ответил Алиен.
— А что вы сделали с ними? — следом задала она ему провокационный вопрос. Она не знала, как бывший раввин отреагирует на него и была готова к тому, что он убьет ее именно сейчас.
— Они уже свободны, Петти, — спокойным ровным голосом ответил Алиен.
— Как это произошло? — приблизилась еще на шаг к смерти Петти Чарли.
— Они сделали себе харакири и поднялись на небо, согласно сценарию гигаку, — оттягивая начало конца, добавил бывший исполнитель роли ваки.