Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
В машинах остались Олдржих Черник и Йозеф Смрковский, их отвез в «Дубки» начальник отдела второго главного управления КГБ полковник Николай Ефимович Челноков, который со временем станет завсектором в отделе административных органов ЦК КПСС, а затем начальником московского управления госбезопасности.
Дубчека разместили на втором этаже, Шимона — на первом. Чекисты боялись, что Дубчек может выпрыгнуть со второго этажа, поэтому охрана не спускала глаз с окон. Руководитель Чехословакии не покидал своей комнаты и ничего не ел. Его пригласили спуститься в столовую. Он отказался.
«Мне показалось, — вспоминал Иосиф Леган, — что он боится быть отравленным. Чтобы снять такое подозрение, я ему сказал, что фрукты свежие, и съел несколько виноградин и слив. Он внимательно посмотрел на меня, но так и не стал есть фрукты...
Он ходил с утра до вечера по гостиной, как затравленный волк. Если быть точным, метался. Периодически останавливался и о чем-то глубоко задумывался. Стоял в оцепенении минут пять, а затем приходил в себя. В потухших глазах читалось сострадание к себе самому и безысходность...»
Секретарь пражского комитета Богумил Шимон, напротив оказался словоохотливым человеком и долго беседовал с советскими чекистами за ужином, состоявшим из салата и колбасы.
На другой даче глава правительства Черник, подобно Дубчеку, уединился. Смрковский, напротив, откровенно говорил все, что он думает. Смрковский был необыкновенно популярен в стране. В войну он был активным участником антифашистского подполья. В пятидесятых годах он тоже стал жертвой политических репрессий. В шестидесятых его назначили министром. Он поддержал экономические и политические реформы, был верным соратником Александра Дубчека.
Утром 22 августа Легана соединили с первым секретарем обкома. Ильницкий приказал кормить гостей хорошо. Из Ужгорода доставили коньяк, водку, вина, деликатесы.
Ситуация изменилась.
Советник министра иностранных дел Валентин Михайлович Фалин ночь ввода войск провел в министерстве. Министр Андрей Андреевич Громыко, который сам ночевал работе, поручил ему следить за происходящим. Начальник политической разведки Сахаровский тоже остался в Москве. Всю ночь, пока шел ввод войск, он находился в своем кабинете на Лубянке.
Можно ли считать, что первоначальный сценарий отпал?
– спросил его по телефону Валентин Фалин, которому Громыко поручил следить за развитием событий.
Если не обманываться, то надо исходить из самого неблагоприятного допущения, — честно ответил Сахаровский - Весьма осложняется проведение плана операции в самой Чехословакии. Черник и Дубчек, не говоря уже о Смрковском, не пойдуг на сотрудничество.
В два часа ночи Фалин разбудил Громыко — министр иностранных дел тоже не поехал домой, а вздремнул в комнате отдыха, Фалин изложил услышанное от Сахаровского.
Гладко было на бумаге, — буркнул министр. — Известил комитет высшее руководство?
Этого аспекта Сахаровский не касался. Надо полагать известил...
Первоначальный план — полностью сменить руководство и перетянуть страну на свою сторону — не удался.
Мазуров прислал из Праги шифровку: надо немедленно вернуть Дубчека, иначе страна взорвется.
«Не только Александра Дубчека и Оддржиха Черник» везли на поклон грубой державной мощи, — писал Валентин Фалин, — сама эта мощь была вынуждена пятиться, столкнувшись с силой духа. Дубчек и Черник — воплощение «ревизионизма» и «отступничества» — остались на своих постах. Их сторонники составляют большинство во всех звеньях руководства, не говоря об общественном мнении».
Советское руководство оказалось в безвыходном положении. Промосковские ставленники расписались в полной неспособности что-то либо организовать. В Праге в здании ЦК остались всего два десятка человек, которые сотрудничали с советским военным руководством. Семью Биляка вывезли в Киев. Он смертельно боялся, что станет известно, что это он подписал письмо с просьбой ввести войска.
Боялся не зря. Прошло тридцать с лишним лет. Социалистический режим в Чехословакии рухнул. И в марте 2000 года бывший член президиума ЦК КПЧ, секретарь по идеологии Васил Биляк был обвинен прокуратурой республики в государственной измене, в «активном содействии оккупации Чехословакии в 1968 году, организации массовых преследований инакомыслящих при тоталитарном режиме, проведении политики, направленной против интересов чешского и словацкого народов»...
А тогда в стране распространялись советские пропагандистские издания, с территории ГДР на чешском языке вещала радиостанция «Влтава», но эта продукция успеха не имела.
Свободная чехословацкая пресса продолжала выходить, читали именно ее. Пассивное сопротивление продолжалось. Оккупационные власти были бессильны. С ними никто не желал иметь дело.
Брежневу не оставалось ничего иного, кроме как вступать в переговоры с Дубчеком. Задача номер один состояла в том, чтобы заставить чехословацкое руководство «узаконить» пребывание советских войск.
Вечером Дубчека соединили по телефону с председателем президиума Верховного Совета СССР Подгорным.
— Нам надо поговорить, — сказал Николай Викторович.
О чем и где? — спросил Дубчек.
И Москве, — ответил Подгорный.
В каком качестве туда буду доставлен? В качестве арестованного? Прежде всего я хочу знать, где находятся мои товарищи. До того как мы все будем вместе, я не стану с вами говорить.
Подгорный успокаивающе ответил, что скоро все удадится.
На следующий день, поздно вечером 23 августа, Дубчека доставили в Москву.
Известия располагали в Праге двумя журналистами. Там находился собственный корреспондент Владлен Кривошеев. Когда ввели войска, ему на помощь отправили спецкора — Бориса Орлова. Оба были настолько потрясены происходившим, что не написали ни строчки. От главного редактора газеты Льва Толкунова требовали их наказать.
Толкунов, вспоминал один из ветеранов «Известий», сказал об Орлове:
– События настолько неординарны, что можно понять или, по крайней мере, постараться это сделать — человека, который не смог преодолеть возникший внутри себя психологический кризис. Но не ломать же ему судьбу. У меня с ним был разговор. Он сам пришел к решению уйти из газеты и заняться наукой. Наверное, не стоит этому мешать...