Юрий Долгорукий (Сборник)
Шрифт:
– Вот и возвернулись к тебе. Здоров будь, княже.
– Здоровы будьте, - ещё не придя в себя от растерянности, ответил Изяслав. Хотел было спросить, кто они такие, но всадник опередил князя, ибо сказано уже, что не владел надлежащей почтительностью, спросил не без насмешливости в голосе, хотя откуда бы и могла взяться насмешливость в таком хлипком теле?
– Ужель не узнаешь?
– Не узнаю?
– небрежно скользнул по ним своими золотушными глазами князь.
– Кого я не узнаю? Почему я должен узнавать? Кто такие и что вам надобно?
– Дулеб я, твой лекарь приближенный, - сказал этот странный человек.
– А это - Иваница.
– Ты лекарь? Дулеб? С нами крестная сила и святая богородица! Живой?
– Коли не умер, стало быть, живой.
– Где же был так долго?
– Куда ездил, там и был.
– У Долгорукого?
– Там.
– И возвернулся?
– Стою перед тобой.
Изяслав перекрестился. Он был самим собою всегда и всюду. Прежде всего должен был показать свою набожность, сердечное потрясение.
– Остерегал я тебя, сын мой! И удерживал от неосторожности. Не послушал меня. Мог бы и навеки там остаться.
– Мог.
– Но радуюсь, что возвратился целым. Эй, там, дайте гостям мёду! Отведу тебе шатёр отдельный на вас двоих. Переоденетесь, согреетесь.
– Благодарение. В порубе привыкаешь ко всему.
– Бросил вас Долгорукий в поруб?
Изяславу не терпелось спросить, что же выездил Дулеб, кроме своего сидения в порубе, но княжеское достоинство не позволяло, да и знал уже про грамоты к митрополиту Клименту и епископу Онуфрию. Дулеб сразу удовлетворил княжескую любознательность, сказав:
– Бросили нас в поруб за несправедливое обвинение против князя Юрия, ибо ничто не подтвердилось, к полнейшему нашему стыду и позору.
– Убедился в этом?
– сурово посмотрел на него Изяслав.
– Стоим перед тобой, разве не достаточно одного нашего вида? Имели время и возможность подумать про свою дерзость и глупость.
– Как же высвободились?
– Не имеешь к нам доверия, княже?
– Спрашиваю из сочувствия, потому что сердце моё обливается кровью и душа разрывается на части от боли.
– Сидели бы там и до смерти. Вызволил нас князь Ростислав, идучи сюда с дружиной.
– Сын Юрия?
– Да.
– Супротив воли отца своего пошёл?
– Князь Юрий был к тому времени у Берладника, а Ростислав часто навещал меня в порубе, советовался со мною, расспрашивал о тебе. И когда приспело ему время идти сюда на помощь Ольговичам, выпустил он нас из поруба и взял с собою. Гонцы догоняли нас неоднократно с велением Юрия отправить узников назад в Суздаль, но князь Ростислав не послушал.
Дулебу и Иванице подали чаши с мёдом. Они пили медленно, то ли наслаждались напитком, то ли нарочно затягивали время, испытывали терпение Изяслава, хотя кто же не знал о княжеской нетерпеливости.
– Позову Петра Бориславовича, - промолвил князь.
– Надобно записать всё, лекарь. Когда речь идёт о князьях, призываем в свидетели также и потомков. Ты снял вину с князя Юрия, облегчение это не только для меня, но и для всей истории. Радуюсь вельми, Дулеб, и удивляюсь, что стрый мой отплатил тебе неблагодарностью.
– Не надо Бориславовича, - оторвался от чаши Дулеб.
– Ничего не надо писать, сам всё запишу, княже. Да и не об этом нынче следует вести речь это уже дела минувшие. Тебя ждут новые. Прибыли мы к тебе уже не как твои слуги и не как вызволенные из поруба, а прежде всего - как послы от князя Ростислава. Согласен ли нас выслушать?
– Уже слушаю. Великий подарок сделал мне князь Ростислав, когда выпустил вас из поруба и возвратил ко мне.
– Не о том речь идёт. Хочет Ростислав прийти к тебе, как сын.
– Объятия мои всегда раскрыты для сыновей и братьев. Звал не раз его брата Глеба к себе, но тот не пришёл. Вёл себя дерзко и недостойно, колотился без конца в этой земле, покуда не выгнали его прочь.
– Ростислав рассорился с отцом своим навсегда, потому что уже более десяти лет не имеет волости, уподоблен чуть ли не Ивану Берладнику в бесприютности и безземелье. У Долгорукого только и речи: каждый сын должен сам себе добывать волость, Сыновья же - не волки, дабы разыскивать харч. Да и что приобрели? Иван умер в походе. Глеб опозорен поражениями и клятвопреступничеством. Потому-то Ростислав и ушёл от Долгорукого, и кланяется тебе, княже, и спрашивает, может ли прийти?
– Негоже так принимать высоких послов, - степенно промолвил Изяслав.
– Предчувствие не обмануло меня, когда хотел видеть вас одетыми, обсушенными и обогретыми. Теперь сделаем именно так. А тем временем соберу своих воевод и бояр, позову князей черниговских, прибывших сюда для дружбы со мной, пускай услышат от вас сию радостную весть ещё раз, ибо это радость для всей Русской земли и для всех христиан.
Он отпустил Дулеба и Иваницу и велел созвать всех, с кем должен был думать, а также пригласить князей Давыдовичей, готовить торжественную трапезу, отцу Иоанну - пышное богослужение в честь того, что должно было здесь вскоре произойти.
Эта тёплая осенняя ночь на берегу Остра прошла вся в весёлом полыхании факелов, не в звоне оружия, а в звоне чаш и ковшов с вином да мёдом, с весёлой суетой гонцов с одной и другой стороны, в великом состязании двух княжеских лагерей, кто кого превзойдёт в дарах, в лести, в лицемерии и слезливой приподнятости.
Изяслав послал воеводу своего и дружинников с честью и дарами для Ростислава, призывая его к себе, обещая города и волости. Ростислав ответил дарами и поклонением доземным, принимал послов у входа в свой шатёр, который пышностью своей намного превосходил белый с золотыми шнурками шатёр Изяслава, ибо вывез его Ростислав ещё из Новгорода, купив у заморских гостей, а ведомо ведь, что гости могут раздобыть такие вещи, каких не имеют ни короли, ни императоры, простые же князья и вовсе не имеют о них представления. Об этом шатре послами Изяслава тоже было сказано князю, сказано также и о многочисленности дружины Ростислава, и о богатствах, которые он привёз с собой, судя по всему, ибо товар его не поддаётся исчислению даже для хитрого глаза гонца. Но Изяслава вряд ли интересовали подробности, ничто для него не имело значения, кроме прихода самого старшего сына заклятого врага, князь возносил хвалу богу за этот неожиданный подарок, ибо теперь вся земля Русская могла видеть, на чьей стороне не только сила, но и правда; если уж к нему тянутся и такие мужи, как князь Ростислав, то потянутся и все остальные, у кого разум не зачерствел.