Юрий Гагарин
Шрифт:
Но такой демонстрации, как эта, на моей памяти не было ни разу. Какой светлой, какой ликующей и праздничной, какой молодой и бурлящей была Москва! Газетные отчеты дают лишь весьма отдаленное представление об этом стихийном шествии. Ловили и качали летчиков. Несли смешные самодельные плакаты («Чур, я второй!»), пели и плясали. Это был общий порыв, объединивший в одну душу тысячи и тысячи душ. Это и было единодушие! (15).
Шли с плакатами, на которых было написано: «Ура, мы первые!», «Привет Гагарину!» (23).
«Фантастично!»
«Бесконечно рады!»
«Даешь космос!»
«Космос наш!» (21).
И это получился праздник, сравнимый с Днем Победы. Был солнечный день, тепло. Многие сидели на крышах. Вышли студенты-медики и кричали: «Юра, даешь космос!» и «Все там будем!» В общем, такое забыть нельзя (6).
Плакаты писались за две минуты на газетах, на обрывках бумаги, на белых медицинских халатах: «Нашему Юрке слава!» (11).
Я помню <…> Александровскую колонну <в Ленинграде>, покрытую надписями в честь Гагарина до такой высоты, что ума было нельзя приложить: кто и как туда мог забраться? Но все только мирно покачивали головами, даже милиция. «Вот это нарушили так нарушили, товарищ старший лейтенант, а?!» — проговорил не без задней мысли невидный, конопатенький милиционер у подножия колонны, и старший лейтенант очень разумно ответил ему: «Сегодня пусть, товарищ Круглов! Сегодня Гагарин уж до того нарушил — на все века…» (24).
Los Angeles Times:
Советский космонавт озадачил крестьян
Советский космонавт Юрий Гагарин, возможно, является великим героем для тинейджеров и образованного класса в России, однако Арлен О’Коннелл утверждает, что крестьяне и люди необразованные в России не слишком понимают, что им следует о нем думать.
Арлен, студентка Кинс Колледжа, находившаяся в Москве в прошлую среду, когда было объявлено о полете Гагарина, сказала, что «крестьяне, а также люди пожилые и необразованные, похоже, не вполне в состоянии уловить, в чем, собственно, состоит значимость полета». «Судя по тому, что я видела на Красной площади в пятницу, во время демонстрации, подлинный энтузиазм проявляли юноши и девушки и образованная часть населения», — сказала она. «Я обошла Кремль перед тем, как начались празднества, и затем попыталась пройти через Красную площадь, чтобы вернуться в свой отель, — говорит двадцатилетняя туристка, — однако обнаружила, что все улицы заблокированы». «Я ходила себе и ходила вокруг да около, пытаясь попасть к себе в гостиницу, и по дороге мне попадалось много стариков и крестьян — и все они попросту занимались своими делами так, как будто ничего и не происходит, — а ведь ровно в это время шел парад и торжественное чествование, — добавляет она. — Единственные, — сказала она, — кого пропускали в толпу в первые ряды на Красной площади, — так ей показалось, — это люди с удостоверениями членов Коммунистической партии». — «Само празднование началось примерно с 11 утра — юноши и девушки 15–17 лет танцевали на улицах, кричали и маршировали», — говорит мисс О’Коннелл. «Затем на грузовиках стали подвозить еще людей, и пешком они тоже прибывали — и задолго до начала площадь оказалась заполнена толпой» (25).
Всенародное ликование по поводу полета Гагарина в мифологическом смысле означало сопричастность всех людей Божественному творению (интуитивно чувствуя это, атеистическая пропаганда постоянно подчеркивала, что космонавты никакого старика с бородой в космосе не видели) (26).
Как же бог?
Вот задал задачу верующим Юрий Гагарин! Облетел всю небесную канцелярию и никого не встретил — ни всемогущего, ни архангела Гавриила, ни ангелов небесных. Выходит, небо-то чистое! И потекли в редакцию любопытные письма. Написаны они дрожащей рукой, и почерк их выдает людей преклонного возраста (21).
Сергей Довлатов:
Я хорошо помню день гагаринского триумфа. Мы, студенты Ленинградского университета, шагаем по Невскому. Размахиваем самодельными транспарантами. Что-то возбужденно кричим. И только мой друг, знаменитый фарцовщик Белуга, язвительно повторяет:
— Ликуйте, жлобы! Динамо в космосе!..
«Динамо» по-блатному означает — жульническая махинация. Причем с оттенком дешевого шика. Видимо, Белуга раньше других ощутил наступление грандиозной пропагандистской кампании. Увидел первые гримасы советского космического блефа… (27).
Ходжа Ахмад Аббас, индийский писатель:
Пока еще преждевременно делать исчерпывающие выводы о влиянии полета Гагарина на психологию советской молодежи. Но уже сейчас имеется достаточно оснований сказать, что для сознательной и социально ответственной части это означало оптимистический взгляд в будущее. Полет Гагарина внес также существенные поправки во взгляды циников, скептиков и неустойчивых элементов, которые, начав с протеста против скучного однообразия в одежде, дошли в ряде случаев до серьезных антиобщественных и преступных действий. Даже ищущие сенсаций стиляги, как в Советском Союзе называют тэдди бойз, не смогли удержаться на своих позициях пренебрежительного отношения и личного безразличия, столкнувшись с феноменальным полетом. В гагаринское лето я почти не встречал в Москве кричаще, ярко разодетых, кудлатых, с резиновыми жвачками во рту стиляг, которые были так заметны в мою предыдущую поездку в СССР (28).
С ровесниками Гагарина у Советского государства было множество проблем. Им остро недоставало примеров для подражания, так как многие старые герои потеряли свою актуальность и достоверность. Советские литературные критики прямо говорили о «лживости официального героизма». Известный советский писатель Илья Эренбург жаловался на «экстремальное эмоциональное и человеческое мельчание положительного героя, который представляет собой лишь человеческий „полуфабрикат“». К тому же партийное руководство было в величайшей степени возмущено робким расцветом обособленных молодежных субкультур — стиляг и битников, которые восторгались джазом и рок-н-роллом и поддерживали своеобразный нонконформистский стиль в одежде. Согласно партийному решению, следовало упразднить эти «паразитические настроения», чтобы привлечь сердце и душу всей советской молодежи к величайшим достижениям времени и разжечь ее жертвенный энтузиазм. Писатели, художники и режиссеры вели жаркие дискуссии о том, как должен выглядеть идеальный герой переходного к коммунизму периода. В этой ситуации культурно-политического перелома Гагарин был подарком с небес (20).
Ходжа Ахмад Аббас:
Четверо юношей в узких брюках и кричаще-красных рубашках, встретившиеся мне на Красной площади возле ГУМа, не могли привлечь внимание огромной массы людей, ломившихся за патефонными пластинками с записью голоса Гагарина из космоса и делавших заказы на книгу о космонавте, которая должна была вскоре выйти из печати (28).
Василий Аксенов:
Момент, когда Гагарин полетел в космос, застал меня в Питере. В нашем кругу тогда было принято осмеивать всё советское, но я помню, что этот факт вызвал во всех искреннюю радость, душевный подъем, сравнимый только с Днем Победы. Отчасти об этом настроении — моя повесть «Звездный билет» (30).
P. Krause «Der Eichmann-Prozess in der Deutschen Presse»:
Процесс над Эйхманом <нацистским преступником, которого в 1960-м выкрали израильские спецслужбы и затем судили в Иерусалиме> начался за день до полета. В прессе ГДР Шульце-Валден был первым, кто поставил Гагарина и его полет в прямую связь с Эйхманом и иерусалимским процессом, чтобы таким образом утвердить мнимое моральное превосходство коммунизма над «капиталистической» и «реваншистской» ФРГ. Полет в космос советского космонавта Юрия Гагарина в апреле 1961-го был наиболее эффектным и зрелищным результатом той эпохи. Через несколько дней после этого полета Шульце-Валден опубликовал в «Берлинер цайтунг» почти уже религиозное восхваление социализма и людей социализма. Он использовал ажиотаж вокруг полета Гагарина, чтобы противопоставить социализм в ГДР капитализму в Западной Германии. Пропев дифирамб социализму, он обратился к ГДР как участнику этого успеха и попытался установить связь между Эйхманом, капитализмом, Западной Германией и фашизмом. Затем он взял Гагарина, пример социалистического человека, и Эйхмана, продукт капитализма, и противопоставил их друг другу. В почти лирической речи Шульце-Валден писал: «Существует тип человека возвышенного, социалистического — и его воплощением является Гагарин; а есть человек убогий, низкий — и вот он представлен Эйхманом». По мнению Шульце-Валдена, «преступный элемент», такой как Эйхман, мог возникнуть только внутри капиталистической системы, тогда как такой «величественный», как Гагарин, — только в недрах социализма (31).
Затем все приехали в Георгиевский зал Кремля, и там был прием. Брежнев, который тогда был председателем Президиума Верховного Совета, привинтил Гагарину геройскую Звезду [34] , естественно, его расцеловал. Для Гагарина учредили специальное звание «летчик-космонавт», которое впоследствии давали всем. Его придумали буквально за день (6).
На трибуне произошел инцидент: Брежневу пришлось сразиться с тканью кителя Юрия Гагарина (это оказалось потруднее, чем покорить космос) — он тщетно пробовал приколоть ему орден Героя Советского Союза и орден Ленина. Через микрофоны объявили: «Техническая неприятность, товарищи». Наконец у него получилось — раздались аплодисменты (32).
34
Любопытно, что первая награда, полученная Гагариным уже после полета, — вовсе не Золотая звезда Героя Советского Союза, а медаль «За освоение целинных земель», врученная ему на месте приземления.
Странным образом, впоследствии это стало чем-то вроде традиции — и после Гагарина многие космонавты получали ее сразу же после приземления (7). Характерно, что космонавты и сами воспринимали себя как целинников — причем семантика целины простиралась гораздо дальше, чем можно было подумать; так, если верить русским таблоидам, то А. Леонов, выйдя в открытый космос, заорал от восторга: «П…ц космосу! Я ему целку порвал!» (33).