Юрий II Всеволодович
Шрифт:
— А он?
— Как мы с тобой. Заедино. — Правду ли говорил Мстислав, хотел ли просто успокоить встревожившегося зятя, не понять было. Но зачем-то добавил: — Не будем одним сердцем думать — татары ли, какие ли другие пришлые враги порубят нам головы, как капустные кочаны.
— Погоди-ка, отец… Что это за погост мы миновали? Уж не Татанец ли?
— Он самый. Осталась за спиной Киевская земля, вышли на половецкое поле.
Даниил оглянулся, попытался по лицам дружинников понять: заметили они, что уже простились с родной землей? Но нет, все по-прежнему сидят в седлах
После девятого днепровского порога, возле острова Хортича соединились с половецкими отрядами и дальше пошли вместе. На семнадцатый день похода достигли Олешья и начали разбивать на правом берегу Днепра стан.
Еще не закипела в котлах вода для ухи и каши, как дозорные подняли тревогу, завидев за рекой столбы пыли. Прикинули на взгляд — конный отряд из двух или трех десятков всадников. Сила невеликая, но поостеречься надо. Быстро и слаженно исполчились, как для битвы.
Отряд остановился на левом, низком берегу, по взнятым вверх на древках красно-рыжим конским хвостам хан Бастый определил, что это татарские воины:
— Бунчуки это из крашеных конских хвостов. У них они вместо боевых стягов.
Три вражеских всадника спешились и повели своих коней к воде, неся в руках чем-то наполненные большие кожаные мешки.
— Чего это они тащат?
— Бурдюки.
— С вином нешто?
— Ага, доставай ковшик.
— С ковшиком погодим, а толковина подай сюда, сейчас он нам пригодится.
Татары между тем завели лошадей в реку, привязали к их хвостам не тонущие в воде бурдюки и поплыли к противоположному берегу, держа в руках поводья. Лошади приученно плыли рядом, лишь отфыркивались, когда набегавшая волна захлестывала им головы.
— А что это они, глянь-ка, коням уши вовсе ничем не завязывают?
— Такие, знать, мастаки этого дела.
— Какими бы ни были мастаками, а лошади-то все одинаковы. Зальет вода коню в уши — и нет коня!
— А може, чем заткнули?
— Чай, мы бы увидали.
— А в мешках у них одежда и обувка, уж я-то знаю, — похвалился хан Бастый.
— Ловко!
— Из бараньей шкуры нешто?
— Из козьей. Если надо перевозить что-то тяжелое, из конской шкуры делают: снимают ее так же вот дудкой и завязывают с двух концов.
Татары переплыли уж полреки, но не учли того, что у правого, крутого берега возникает суводь, течение идет в обратную сторону. Татары с испугу либо от неожиданности стали разворачиваться, одна из лошадей вдруг завалилась на бок, стало видно ее темно-рыжее брюхо. Татары заволновались, стали кричать что-то на своем языке. Течение вынесло всех саженей на пятьдесят ниже по течению, две лошади выбрались на песчаную отмель, вздрагивали всей кожей, стряхивая воду, фыркали. Третья лежала на боку, отчаянно взбрыкивала ногами, но не могла подняться. А татары вроде бы и не собирались помогать ей, даже и не глядели на нее.
— Приведите толковина! — велел Мстислав Удатный, добавил строго: — Руку на них не поднимать, это ведь опять такие же нарочные.
— А ты глянь-ка за реку. Все татары свои луки в нашу сторону напружили, только тронь ихних людей!
— Гудите, а лошадь-то рыжая поднялась сама, видно, сумела оклематься.
— Значит, у них другие лошади, не такие, как у нас. Нипочем ихним лошадям вода в ухе.
Один из переправившихся остался с лошадьми и бурдюками, а двое, неторопливо переодевшись в сухие чапаны, пошли по отмели к русскому стану.
— Салям! — сказал один из них, остановившись около князя киевского.
— Салям! — ответил им Мстислав Романович. — Может, и еще что-нибудь скажете?
— Сказать нам есть что. Мы предлагали вам мир, а вы послушались лживых кипчаков. Вы перебили наших послов и хотите битвы. Так?
— Та-ак… — несколько оторопев, подтвердил Мстислав Киевский.
— Хотите битвы? Да будет! Мы вам не сделали зла, не трогали вас. Бог один для всех народов, он нас рассудит.
Послы преспокойно вернулись по своим следам, которые оставили на песчаном приплеске, к ждавшему их товарищу. Так же спокойно, безбоязненно и деловито начали переправу на левый берег.
Половцы провожали их взглядами, озадаченные и обескураженные.
— Они худые ратники, плоше берендеев! — решил Даниил Волынский.
Ему возразил воевода Домамерич:
— А мне они кажутся воинами очень умелыми. Смотри, какие у них луки.
— Да, разрывчатые, не чета нашим, хотя и наши не плохи ведь, половцы у нас их выменивают за дорогую плату.
Больше никто ничего не сказал, все продолжали стоять в немом ожидании.
Послы переправились через Днепр и, прыгнув в седла, вернулись в свой отряд.
— Они не уйдут! — Даниил нетерпеливо взялся за рукоятку меча. — Давайте, не мешкая, переправимся на ладьях и ударим им вдогон!
Татары будто услышали, пришпорили лошадей и резвой скачью помчались в ту сторону, откуда пришли. Потом враз остановились, развернули коней в сторону Днепра, постояли молчаливо, словно приглашая противника.
— Готовьте ладьи! — велел Мстислав Удатный.
— Я с тобой, отец! — подошел Даниил, держа своего коня под уздцы.
— И я? — тоже рвался в бой Олег Курский, ровесник Даниила, приведший с собой крепкую верхоконную дружину.
— Глядите, глядите, у них подкрепление сильное идет! — рассмотрел в степи два новых пыльных столба Мстислав Немой.
Мстислав Удатный присмотрелся, прикинул:
— Не более трех сотен, нам ли их бояться! Возьмем с собой воинов втрое больше, чтобы управиться без потерь.
С тысячей дружинников князья переправились через Днепр на ладьях, лошади плыли следом.
Татары, увидев высадившихся на берег русских воинов, выпустили по две-три стрелы неприцельно, наугад и развернули коней. Русские начали преследовать их, стреляя на скаку из луков и бросая сулицы. Татарские кони оказались резвее, а в русском стане началось ликование: