Юрий Лонго: «Вся жизнь как под общим наркозом»
Шрифт:
«У него работа такая», — объясняла мама, и я думала, что папы у всех так работают.
Без отцовского внимания я действительно скучала. В нашем доме, на четвертом этаже жила моя подруга. У нее была полноценная семья: папа с мамой, бабушка с дедушкой, приезжало много родственников, все жили дружно. Я держала в голове этот идеальный образ семьи, у нас всё было не так. Я завидовала, что на выходные моя подруга с родителями ехали гулять в Парк Горького, а потом она рассказывала мне, что её папа — самый сильный и бесстрашный — был на тех аттракционах, куда побоялась пойти мама; что летом они всей семьей уезжали в деревню к прабабушке, что на всех праздниках, когда они приглашали меня, была теплая, веселая атмосфера, которую создавал отец семейства. Но мой папа был совсем другим.
Мне 6 лет. Меня взяли в первый класс, так как через 23 дня исполнится 7 лет. В выходной день на праздничной неделе утром я открыла глаза, проснувшись оттого, что кто-то по-особому зашел в комнату. Папа протянул мне маленького, умещавшегося на ладони, игрушечного белого зайчика в зелёненьких штанишках. Я была счастлива, как будто получила в подарок весь мир.
«С днем рожденья, малыш», — ласково поздравил папа, и его колючие усы приятно коснулись моей щеки.
Это был единственный запомнившийся мне подарок от отца. Искренний, теплый и самый дорогой.
Позже, когда он колесил по стране с выступлениями, обязательно захватывал мне какие-нибудь сувениры, симпатичные платьица, костюмчики. Очень долго я носила юбочный костюм цвета морской волны, с надписью «Flower s of time», который папа привез из Англии. Даже когда он стал мне маловат.
Мамы часто не было дома, но я запомнила периоды, когда она помогала мне в начинаниях моего творческого пути. Во время моей учёбы в начальной школе учителя заметили во мне актёрский и певческий таланты и стали раскрывать их. Я участвовала во всех школьных оперных постановках, а затем меня перевели в более серьёзный театральный класс, и я выступала в Детском театре под руководством Натальи Сац. А потом надо было идти «ещё выше», а возить меня на другой конец Москвы никто не смог, так как бабушка была старенькая, а мамы никогда не было дома, и моя карьера оперной певицы накрылась. Тогда на все мои выступления и главные роли мама шила мне сценические костюмы Золушки, Принцессы и для других ролей. Руки у неё «золотые», а вот отношения матери и дочери у нас, к сожалению, не сложились и по сей день.
Когда мама приходила домой после периодов долгого отсутствия, она рассказывала о встречах с отцом, о работе и какой-то другой жизни, в которой почему-то не было меня. Я ассоциирую наши с ней отношения, как в рассказах Максима Горького «Детство. В людях. Мои университеты». В жизни главного героя в детстве с мамой тоже складывались отношения непросто. Они любили друг друга, но в то же время были и далеко друг от друга душой. А меня воспитывала бабушка.
Из маминых рассказов о встречах с папой я знала, что он добивается больших успехов. Мне почему-то всё время казалось, что он еще вернется в нашу семью, и я просто ждала. Я видела у нас дома его афиши, профессиональные фотографии, книги, а весь реквизит фокусника продолжал лежать в нашем шкафу И так шло время. Мы созванивались редко из-за его постоянных гастролей.
Дзинь-дзинь.
«Привет, малыш. Как дела? Сегодня смотрите телевизор. По первому каналу вечером в 19:00 меня будут показывать», — с каким-то озорством и одновременно с гордостью говорил папа. И мы смотрели.
Или:
«Я себе телефон купил с автоответчиком. На нем так интересно можно тональность голоса менять… Ну-ка скажи чего-нибудь… Во-во… Ты у меня таким басом говоришь… Ха-Ха… А теперь…?» — и мы смеялись, как дети, и я чувствовала, что он где-то рядом. «А ну-ка перезвони мне, я послушаю, как новый телефон трещит», — ребячился он.
Так проходили наши звонки от случая к случаю, всегда непосредственные и без тяжелых расставаний. Но мне всегда казалось, что он очень близко.
«Вот разберусь немножко с делами, поедем в Краснодар, тебя там тётя Валя уже заждалась, все соскучились, отдохнем», — в другой раз говорил он.
Как-то о Юрии Лонго, экстрасенсе и целителе, снимали очередной фильм. Для сюжета требовалась история его семьи. Он взял меня на съёмки. Мы поехали семьёй в Филёвский парк. Зимняя погода выдалась чудесной, а нашу прогулку, сеансы оздоровления запечатлели на плёнку.
«Закрывай глаза и ощущай тепло от дерева… Чувствуешь? — учил он меня.
«Ага-а-а», — мне казалось, что я действительно чувствую тепло. А папа улыбался.
Тогда мы снова были единой семьёй, а папины советы для закаливания организма я использую и сегодня.
А дальше пошел Бум его творчества, и папа стал уезжать надолго, в другие страны. Мы стали общаться еще реже. В нашей семье стали происходить не лучшие изменения. Мамино пристрастие к алкоголю усугубляло положение в семье. Мы с бабушкой жили вместе в одной из комнат, мама то уходила, то приходила в меньшую комнату, и с каждым её приходом был скандал. Болезнь алкоголизма все время подпитывается материально. Бабушкиной зарплаты, которую она получала, работая регистратором во взрослой поликлинике, должно было хватать на всех нас. Я училась в классах уже средней школы, мама не работала, но приходила исключительно за деньгами, и, понимая, на что эти деньги будут уходить, бабушка всячески старалась ей их не давать. В результате чего были и драки. Я становилась, как меж двух огней, пыталась успокоить обоих, мне не доставалось, но, иногда не выдерживая, убегала на улицу на весь день, плакала, и ждала, когда мама уйдет. Мне казалось, что если бы в нашей семье был отец, он не допустил бы такой ситуации. В середине 90-х годов к нам пришли жить и моя тетка с мужем. У них была своя квартира на Бутырском валу, но наследственность повлияла и на мамину сестру, и алкоголь заставил их заложить квартиру лицам кавказской национальности. Идти было некуда, кроме как к нам. Старшая дочь бабушки была прописана у нас на Кутузовском проспекте, и они приехали жить в меньшую комнату. Маме стало некуда приходить. Когда я была еще маленькой, мама, имея в Сокольниках комнату, в которой мы были прописаны с ней вместе, продала ее ради Зеленого змея. В те времена никто не заботился, куда после этого будет прописан ребенок, и мы практически остались на улице. Но ведь мама знала, как сильно меня любит бабушка, и при получении паспорта я должна была оказаться на Кутузовском. Таким образом, с каждым приходом мамы скандалы становились еще сильнее. Тетя с дядей умерли от пьянства в 2002 году, но в памяти еще свяжи горькие воспоминания нашей тогда не жизни, а существования:
«…я и бабушка очень устали, тетя и дядя замучили нас вконец. Курят, пьют на бабушкины деньги, а она им их отдает, потому что некуда деваться — изобьют, а потом денег нет, и мы голодаем. Голодали в полном смысле этого слова. Мне потом говорили, что я очень похудела. Пили кипяток, ели макароны с хлебом».
«…т. Ирика (я так называла её с детства) принесла 2 воблы откуда-то. То, что они приносят из еды, выглидит объеденным, грязным и со старым сроком годности. Они еду не покупают, а находят на помойке. Предлагают нам, но мы не едим. Думают, что съедаем, и попрекают: «Мам, давай денег! Воблу ела? Ела!» И не переубедить».
«Опять голодаем. Весь день просидела почти на хлебе, оставшееся на жвачке. Завтра, думаю, будет то же самое. Звонила матери, не знаю, куда, просто она оставила свой телефон, а по номеру никого нету. Она мне только постоянно все обещает. Наверное, мама опять не придет».
«…Была у Леры. Все-таки я поела. Приходила мама и начался опять скандал с т. Ирикой. Довели бабушку до валокордина, а потом опять ругались. Я ничего не могла сделать, бросили её на кушетку и били головой об стену. Требовали денег».
Март 1995 г.
«…ужасные дни в моей жизни. В доме 7 человек: мама с Толиком (мамин сожитель), т. Ирика с д. Юрой привели в дом какого-то солдата Алешу, приходил еще какой-то мужик и все пьют, пьют и пьют. А бабушка ногу поранила, на остановке из автобуса выходя. Наложили 4 шва, теперь я за ней ухаживаю, а она все кровь теряет. И очень плохо себя чувствует. А т. Ирика, в ж…у пьяная, завалилась к нам в комнату, и села со всего размаху на бабушкину рану…»
Апрель 1995 г.