Юстиниан. Великий законодатель
Шрифт:
Так закончилась ночь субботы, 17 января 532 года. Занималась заря воскресенья.
X
У этих людей была разработана программа действий, хотя происходившие события заставили отклониться от строгого плана. Утром в воскресенье Юстиниан лично прибыл на ипподром и показался в императорской ложе. Вероятно, на ипподроме собралось достаточно много людей, ожидавших, что произойдет дальше. По городу сразу разнеслась новость: Юстиниан здесь.
Император сделал последнюю попытку достичь мирного соглашения с мятежниками. Держа в руках Евангелие, он поклялся заключить мир со своими врагами, удовлетворить все требования, объявить полную амнистию и гарантировать отсутствие преследований. На какую-то часть присутствующих это произвело нужное впечатление; другие, однако, продолжали сохранять враждебность. Раздались крики: «Клятвопреступник!» Это было напоминанием Юстиниану о его клятвах Виталиану.
За этим последовало заседание сената в полном составе. На этом заседании стали известны имена руководителей мятежа. Дискуссии показали, что присутствовавшие сенаторы обладали достаточной властью, чтобы направлять и контролировать ход антиправительственных действий. Было предложено атаковать дворец. Против такой политики проголосовал только один сенатор по имени Ориген. Он советовал придерживаться выжидательной тактики, подчеркивая, что время работает на мятежников. Но в конце концов было все же решено идти на дворец. Ипатия принесли на ипподром и усадили в императорскую ложу. Вся арена была заполнена народом; вероятно, там стоял невообразимый шум.
Ипатий был создан не из того материала, из какого делают героев. Какие бы чувства ни обуревали в тот момент обитателей дворца, состояние и положение Ипатия было еще более отчаянным. Он представлял собой тот сорт людей, которые чувствуют, что единственный шанс обрести безопасность — предать своих сторонников, хотя в этот момент они казались победителями. Находившаяся в ложе императорская гвардия взирала на происходящее с отеческим интересом или, скорее, с отеческим равнодушием. Пока толпа неистовствовала, Ипатий подозвал к себе гвардейца по имени Эфраим и попросил его отнести во дворец письмо, в котором извещал императора, что мятежники собрались на ипподроме и если Юстиниан не промедлит, то сможет захватить их врасплох.
Эфраим не успел отойти далеко от ипподрома, когда встретил Фому, одного из придворных лекарей. Фома по собственной инициативе покинул дворец и шел домой, но остановился поговорить с гвардейцем. Он уверил Эфраима в том, что тот зря потратит время, так как Юстиниан и весь его двор бежали из Константинополя. Эфраим поспешил назад на ипподром и огласил важную новость. Ипатий почувствовал себя несколько лучше.
XI
Но Фома слишком рано покинул дворец. Верно, что, вернувшись во дворец, Юстиниан не видел больше возможности сопротивляться: он разыграл свою последнюю карту, и она оказалась битой. Игра была проиграна. Однако выход к морю был пока открыт. Для решения вопроса, что делать дальше, созвали совет. Иоанн Каппадокийский предлагал бежать в Гераклею. С этим согласился и Велизарий. Иоанн был далеко не трус, да и Велизарий был привычен к опасностям и тревожился гораздо меньше других людей. Фома ушел из дворца до выступления последнего оратора, которое полностью изменило положение и настроение двора. Этим оратором стала Феодора. Ее слова ознаменовали поворотный пункт всей этой истории.
XII
Вот речь Феодоры.
В такой критической ситуации, как нынешняя, нет места спорам о том, должна ли женщина сидеть дома, должна ли она быть покорной и скромной рабыней господ мироздания. Мы должны действовать, и действовать быстро. Мое мнение таково, что у нас нет времени на бегство, даже если мы выберем самый безопасный маршрут. Каждый родившийся должен умереть; но это отнюдь не значит, что каждый, кто занял императорский престол, должен быть насильственно его лишен. Так пусть этот день никогда не наступит! Если вы хотите спастись сами, то ничто, даже император, не остановит вас. Море перед вами, суда готовы, и у вас достаточно денег, чтобы оплатить плавание в любом направлении. Но если вы бежите, то вскоре у вас появится нужда, которой вы до сих пор не знали. Что же касается меня, то я придерживаюсь старой поговорки: лучший саван — пурпурная императорская мантия.
Это выступление воодушевило присутствующих. После таких слов никто не помышлял о бегстве. Теперь все были готовы смотреть в лицо обстоятельствам.
В тот момент, когда толпа на ипподроме шумно радовалась бегству Юстиниана, в действительности происходило нечто совершенно противоположное. Велизарий во главе своих закованных в броню солдат взбирался по винтовой лестнице императорской ложи и стучал в дверь кордегардии. В это же время евнух Нарсес незаметно проник в штаб-квартиру «синих», неся с собой пугающие слова и воодушевляющий кошель с деньгами. Придя на место, он сумел воздействовать на самую чувствительную струну в душах этих людей — на верность их партии. Неужели вы хотите, вопрошал он, видеть на троне ставленника этих «зеленых» собак? До сих пор на троне был верный сторонник «синих». Зачем вы впутались в эту мерзость, неужели только ради того, чтобы там оказался «зеленый»? «Синие» были сражены такими аргументами. Они почувствовали, что пора остановиться и вывести своих людей из опасной зоны. Мы не знаем, насколько им это удалось. Похоже, что в их распоряжении было не так уж много времени, чтобы увести всех «синих» с ипподрома.
Велизарий не был услышан. Никто не бывает так слеп, как тот, кто желает быть слепым. А ведь гвардейцам даже не предлагали рисковать. Итак, дверь осталась запертой. Велизарий вернулся к императору. Полководец выглядел обескураженным. Юстиниан приказал ему попробовать другой путь. Согласно новому плану Велизарий в сопровождении своих людей прошел сквозь дымящиеся развалины и закопченные дома Халкиды вокруг бань Зевксиппа и вышел к противоположным воротам ипподрома. [15] Войдя в них, он оказался в большой крытой аркаде, называемой портиком «синих». Слева находилась небольшая задняя дверь, ведущая в императорскую ложу. Справа был выход на арену ипподрома, где десятки тысяч людей, не жалея глоток, славили Ипатия, сидевшего в ложе. Велизарию предстоял нелегкий выбор, обдумать который надо было очень быстро. Если он атакует через дверь в ложу, чтобы арестовать Ипатия, то вся толпа окажется у него в тылу. С другой стороны, перед ним была толпа, зажатая стенами ипподрома. Толпа была стиснута со всех сторон, словно дожидаясь удара. И Велизарий не сделал ошибки, он нанес этот удар.
15
То, что он совершил такой марш, не вызвав тревогу у противника и не встретив сопротивления, говорит о том, что местность вокруг Халкиды и бань Зевксиппа была очищена от мятежников еще в четверг: Велизарий находился на своей территории.
XIII
Появление Велизария на ипподроме было внезапным и ошеломляющим. Вероятно, оно было таким же неожиданным для него самого, как и для толпы. Когда Мунд, следовавший за Велизарием со своими герулами, услышал страшные звуки избиения закованными в сталь воинами безоружных людей, он поспешил к воротам, которые называются Воротами мертвых, вломился на ипподром и атаковал толпу с этой стороны.
Мы могли бы с большим сочувствием отнестись к мятежникам, захваченным врасплох на ипподроме, если бы не память о несчастных страдальцах из Самсоновой богадельни, которых мятежники сожгли за два дня до этого. Они убедились на собственной шкуре в том, что солдаты Велизария и Мунда знают свое дело, и знают его хорошо. По самым скромным оценкам, в той резне было убито около тридцати тысяч человек. Большинство из них пало, вероятно, от мечей. Эти люди погибли во время события, которое позднейшие историки назовут восстанием «Ника», мятежом «сине-зеленых», но которое с полным правом можно назвать мятежом монофизитов.
XIV
Сидя в императорской ложе, Ипатий видел молниеносное изменение своей судьбы. Он не оказал сопротивления, когда в ложу вошли племянники Юстинана Юст и Бориад, чтобы арестовать его. Он и Помпей были препровождены во дворец, где их ужасной гримасой встретил Юстиниан.
Оба были совершенно несчастными созданиями. Они, впрочем, никогда не были другими. Помпей плакал, а Ипатий уверял императора в своей преданности и добрых намерениях. Если Юстиниан приговорил обоих племянников Анастасия к смерти, то не из страха перед ними, а из страха перед теми, чьими орудиями они стали. Их устранение лишило знамени все возможные будущие мятежи такого типа. Кстати, Юстиниан проявил больше милосердия, чем было характерно для его эпохи и его страны. Он пощадил семьи казненных, а впоследствии вернул им часть конфискованного имущества.
Не был казнен ни один сенатор. Восемнадцать руководителей были изгнаны, а их имущество конфисковано. Некоторое время спустя даже эти довольно мягкие приговоры были пересмотрены.
Юстиниан мог позволить себе такое великодушие, настолько полной была его победа. Он сумел провести свою политику; он преодолел оказанное ей сопротивление; он прочно укрепил свой престиж, который больше никем не подвергался сомнению. Однако мягкость наказания была продиктована не одной политикой. В последнюю очередь он желал пощадить участников мятежа; будь это так, мир не стал бы свидетелем бойни на ипподроме. Ипподром после мятежа долгое время был закрыт, а скачки отменены. Еще дольше представители «синих» и «зеленых» оставались милыми и вежливыми людьми. Такое изменение было благотворным, но в том не было заслуги Юстиниана.