Южная кровь

Колычев Владимир

– Вчера. – Фомин смотрел на девушку внимательно, пытливо, как будто в чем-то подозревал.

– Вчера?

Майя усмехнулась. А ведь жизнь действительно остановилась. До станицы рукой подать, а она даже не знает, чем там люди живут. Не доходят до них слухи, дом на отшибе, вокруг информационный вакуум. Что же дальше будет?

– Не знаешь?

– А с чего это я должна знать? – возмущенно спросила Майя, но при этом посмотрела на Родиона с чувством, близким к благодарности. Если Славка в больнице, значит,

случилось что-то из ряда вон. И Фомин имел полное право на ее личное время. И не шашни он с ней крутит, а допрос ведет. Так что Майя могла находиться с ним на законных основаниях, и пусть Семен попробует что сказать.

– Позавчера тоже купаться ходила? – спросил Фомин.

– Ну, ходила…

– Яхту видела. Даже разговаривала.

– С яхтой? – усмехнулась Майя.

– С яхтой, – кивнул Фомин, совершенно серьезно глядя на девушку.

– Ну разговаривала, – кивнула Майя. Пристань у них на берегу длинная, а она стояла на самом краю, яхта смогла подойти к ней совсем близко.

– А кто-то помешал вам говорить.

– С яхтой.

– Славка помешал?

– Я его не звала, – мотнула головой Майя.

Не так давно, злая на мужа, она ушла от него в ночь, спустилась к реке, разделась, вошла в воду, и вдруг появился Славка. Ничего у них не было, но Семен застал супругу и Стенькина вместе и с топором бросился на Славку. И Фомин в курсе.

– Его не звали, а он пришел.

– Один пришел, другой приплыл… Третий мозг выносит. Достали вы меня!

Точно так Майя тогда и психанула. С одной стороны, Варшавин, с другой – Стенькин, а она стоит как дура. Майя послала их обоих и ушла. А сейчас уходить почему-то не хотелось. Да и нельзя, Фомин же не просто так здесь.

– Насколько я знаю, Стенькин набросился на Варшавина. Что он ему говорил?

– Послал его на три буквы… Придурок пьяный!

– Пьяный?

– Да, перегаром от него несло… А трезвый он бы ко мне и не пришел. Трезвый он все понимает.

– Что понимает?

– А то, что нет у нас ничего и быть не может, – ничуть в том не сомневаясь, сказала Майя.

В этот момент и появился Семен. Он угрюмо, исподлобья посмотрел на Фомина, и правая рука у него была напряжена и опущена вниз, как если бы он держал в ней тяжелый топор.

– Ну и что здесь за посиделки? – сердито спросил он.

– Ревнуешь? – поинтересовался Фомин, внимательно глядя на Семена.

– Не ваше дело.

– А к Стенькину ревнуешь?

– К Стенькину? – Семен зло глянул на Майю.

– В больнице он сейчас. С черепно-мозговой травмой. Кто-то ударил его по голове.

– Кто ударил? – нахмурился Семен.

– Где ты был вчера… в ночь с двадцать девятого на тридцатое августа?

– А где он был? Нахлестался пива и спать лег, – усмехнулась Майя.

На самом деле Семен выпил всего пару банок, чисто после бани. Зато за ужином съел целого быка, он же такой обжора, легче убить, чем прокормить. Вот он нажрался и завалился спать. А Майя будить его не стала.

– А вы где были? – официально, на «вы» обратился к девушке Фомин.

– В ночь?

– В ночь.

– На метле летала.

– Так и запишем.

– А зачем вы про Стенькина спрашиваете? Думаете, что я его пристукнула?

– Пристукнуть Стенькина мог ваш муж. Но если вы утверждаете, что Семен всю ночь спал и никуда из дома не выходил….

– Не выходил!.. – кивнул Семен, с подозрением глядя на Майю. – А с чего это я мог Стенькина пристукнуть? Ты что, снова с ним путаешься?

– Да не путалась я с ним. И не путаюсь. И вообще!..

– Что вообще?

Так Майе хотелось послать Семена подальше, но нельзя унижать его на глазах у постороннего. Даже если Фомин не совсем посторонний. Или даже совсем не посторонний.

– А сам Стенькин что говорит? – махнув рукой на мужа, спросила она.

– Амнезия у него. – Фомин смотрел так, будто читал ее мысли.

И ведь не поверит ей, если она соврет. Но не врала она, и сама Стенькина не трогала, и Семен за топор не хватался.

– В смысле ничего не помнит?

– И сказать ничего не может.

– Но кто-то же его ударил.

– В том-то и дело.

– Может, из пацанов кто?.. Дубок мог, – пожала плечами Майя.

– Почему Дубок?

– Потому что голова дубовая… Не знаю я, кто мог. Я в станицу только за хлебом езжу.

– Ты за хлебом, а женихи за тобой! – съязвил Семен.

И снова Майя сдержала гневный порыв. Зыркнула на него, но матом не послала.

– И ничего ты с этим не поделаешь, – сказал Фомин, с грустной насмешкой глянув на Семена. – Паранджу ты на жену не наденешь, а она девушка красивая, мужчины оборачиваются. И даже пристают… Но тебе повезло, парень, твоя жена знает себе цену. И даже очень знатных женихов отфутболивает.

– Кого это? – ершисто спросил Семен.

– Да вот ходит… плавает у нас тут один на яхте.

– Та-ак! – Семен поднял руки, как будто собирался упереть их в бока, но тут же опустил их: он же не баба, чтобы подбочениваться.

– На самом деле Майя ему не нужна. Но воду он вокруг нее мутит.

– И что?

– А ничего. От больных нужно держаться подальше. Создай, как говорится, социальную дистанцию.

– Не понял.

– Жену дома держи, а за хлебом и сам съездить можешь. Ладно, поеду я.

Фомин явно не хотел уезжать. Не договорил он, о чем-то не спросил. Должен был, но не решился выспрашивать о ее женихах при муже. А ведь были женихи, и один из них не давал ей проходу.

– Я знаю этого больного, – сказала Майя. – С яхты.