Южная роза
Шрифт:
А Габриэль и Форстер стояли друг напротив друга на этой лестнице, словно воры, которых застигло врасплох появление хозяев и заставило спрятаться за дверью. И несколько мгновений они, прислушиваясь к этим звукам, не сводя друг с друга глаз, но это молчание говорило больше, чем любые слова. Именно в это мгновенье Габриэль поняла, что, судя по его взгляду, она и так знает ответ на вопрос, чего же он хочет…
Ей стало жарко. И страшно. Она испугалась этой неожиданной близости, и нахлынувшей на неё слабости, сердцебиения и странного головокружения… И стыда за то, что она почему-то смотрит на его
– Мессир Форстер, я бы предпочла отказаться от сегодняшней поездки, надеюсь, вы понимаете почему?
– Боюсь, в свете недавних событий вам всё-таки безопаснее будет провести этот день рядом со мной, - выдохнул Форстер и сделал шаг назад.
– Безопаснее? – Габриэль вопросительно посмотрела на него.
– Поверьте, синьорина Миранди, рядом со мной вас не понесёт ни одна лошадь, вы можете не опасаться ни грозы, ни волчьей травы, ни… ничего другого. А оставить вас одну здесь… до тех пор, пока я не найду того, кто пытался вас убить, - он понизил голос, - я не могу. Потому что, несмотря на все мои предупреждения, вы продолжаете поступать неразумно - вчера вы отправились пешком в Эрнино. Одна, - его лицо стало непроницаемо, а цепкий взгляд так и впился в Габриэль, и он добавил ещё тише, - вот скажите, что мне с вами делать?
– Со мной? – переспросила она, и голос едва не сорвался. – Не далее как позавчера вы сказали мне: «Я не хочу, чтобы вы думали, что вы здесь в ловушке». И дали слово. Надо ли мне ставить под сомнение то, что вы способны его сдержать?
Они снова смотрели друг на друга несколько мгновений, и Габриэль показалось, будто Форстер хотел сказать что-то важное, но не смог.
– Нет, синьорина Миранди, вам не нужно ставить это под сомнение, - наконец, ответил он тихо, - вы вольны делать, что хотите. Я не могу запретить вам ходить в Эрнино одной, как и вы не можете запретить мне… волноваться за вас.
Он сказал это так, что от смущения у Габриэль запылали даже мочки ушей. И в этот раз смущение, которое на неё нахлынуло, было гораздо сильнее того, что она испытала в пещере, когда Форстер увидел, как она беззастенчиво рассматривает его шрамы.
И его тихий голос, и то, как он произнёс последние слова, и этот взгляд, горящий и жадный, от которого сразу ослабели колени…
...Милость божья! Да что с ней такое?
Воздух между ними словно пропитался грозой.
Что такого было в его присутствии рядом, что оно вдруг лишило её силы воли? Почему все слова разом вылетели из головы и всё, что она может – краснеть и лепетать что-то бессвязное?
Габриэль отступила, поднявшись на одну ступеньку, а Форстер оттолкнулся от перил, и тоже отступил – но уже в обратную сторону.
– Я дам вам самую смирную лошадь, синьорина Миранди. Я сам поведу её, если хотите. Если хотите, я дам вам и дамское седло, - его голос стал обычным, и даже каким-то сухим, - и мы не будем стрелять из ружья, если вам это не нравится – рассматривайте нашу поездку просто как прогулку…
Он, казалось, был чем-то раздосадован, потому что не дав ей возразить,
– Выезжаем в полдень.
Габриэль пришла к себе в комнату, заперла дверь и села на кровать.
...Как же всё это некстати! Милость божья, да почему всё так? За что ей такое наказание?
...Что ей делать дальше? Как вести себя в присутствии Ромины и синьора Грассо? Как вообще теперь себя вести, если рядом с Форстером она сама не своя, и всё это, разумеется, будет дурно истолковано!
Она не знала, что делать. Она готова была сквозь пол провалиться, стоило ей только представить, что гости Форстера сейчас думают о ней. Во всяком случае, на лице синьора Грассо всё читалось совершенно ясно. А Ромина… на то она и сестра, и в любом случае оправдает брата.
А самое плохое было то, что Габриэль видела, как они всё утро наблюдали за ней и Форстером, словно ища на их лицах молчаливое признание греха. А её смущение и попытки его скрыть лишь только подтверждают их догадки. И вырваться из этого круга она, к сожалению, не может. Да теперь это уже и бессмысленно.
Если бы он не смотрел на неё так, как он смотрит, если бы не говорил того, что он говорит, и если бы не приближался…
И Ромина, и синьор Грассо, они же не слепые!
...Пречистая Дева! Кажется, она совсем пропала…
Она зарылась лицом в подушку и расплакалась.
***
Синьор Грассо с коробкой в руке вошёл в кабинет Форстера и тщательно закрыл тяжёлые двери.
– Алекс? Вот скажи – что это я только что наблюдал в столовой? – спросил он раздражённо, кладя коробку на массивный письменный стол.
– Ты о чём? – лицо Форстера было непроницаемым и мрачным.
Хозяин дома стоял у окна, и скрестив на груди руки, сосредоточенно разглядывал, как конюх ведёт лошадей на водопой к озеру.
– Я о синьорине Миранди, дьявол тебя задери! Хотя, конечно, ты меня удивил! – синьор Грассо прошёлся по комнате.
– Хоть возвращай тебе вино! Никогда бы не подумал, что ты и синьорина Миранди…
Он остановился у стола и принялся барабанить по нему пальцами, продолжая размышлять вслух.
– …а мне казалось, она редкий бриллиант среди алертских охотниц за состояниями, - это Винсент произнёс с каким-то разочарованием, - она всегда мне нравилась. Порядочная и честная девушка, но… ты прав! Оказывается, всё продаётся и дело только в цене. Чем таким ты её взял, что она наплевала на свои принципы? Неужели «дюжиной шляпок»? Во сколько она обошлась тебе, если это не тайна? – он взглянул на Форстера и подпёр подбородок пальцем.
– Чтобы жить с тобой вот так, открыто, не стесняясь осуждения… Я, конечно, слышал, что дела их семьи совсем плохи, но не думал, что она может пойти на такое даже будучи в отчаянном положении. А синьор Миранди со своими черепами, похоже, совсем выжил из ума, что позволяет дочери вести себя так у него на глазах…