Южнее реки Бенхай
Шрифт:
— Как-то неудобно, сэр, после бомб и «коктейля» разбрасывать вот это, — показал он на пакет. — Может, найти какой-то другой способ?
— Мудрость именно в этом, — назидательно произнес Уэстморленд, бывший автором идеи разбросать над южновьетнамскими селами, прилегающими к районам, занятым Вьетконгом, новогодние подарки для детей, — мы умеем карать, но и умеем быть добрыми.
— И все-таки, сэр… — начал генерал, но Уэстморленд не дал ему договорить:
— Может быть, оттого мы пока не завершили дело победой здесь, что недооцениваем роли христианской доброты Америки, генерал. Нам ведь надо не только сломить врага, но и завоевать на свою сторону народ, который мы спасаем от красных. Доброта, генерал, тоже оружие, и, может
— Но не это же, сэр…
Уэстморленд снова перебил его:
— И это — тоже, генерал. Сто тысяч подарков, которые принесут хоть небольшую радость бедным детям, — это сто тысяч выстрелов по нашему противнику.
— Ну что ж, — неохотно согласился генерал, — раз вы считаете, наше дело — выполнять. Сбросим все — и бомбы, и «коктейль», и новогодние подарки Санта Клауса.
— Только не перепутайте, генерал, — кому что, не перепутайте, — Уэстморленд был явно в хорошем настроении. Ему предстояло обсудить с интендантами еще одну проблему, и он отдался со всей энергией, показывая, какой он заботливый и внимательный отец своим солдатам.
Интендантский генерал пришел с таким списком, что Уэстморленд, не удержавшись, заметил:
— Я вижу, генерал, что вы заставили поработать свою команду на всю мощь, но зачем же меня-то мучить?
— Вы, сэр, лучше всех понимаете, что нужно солдату, — сказал интендант, — поэтому уж разрешите оторвать вас от важных дел.
— На войне все дела важные, генерал, а забота о солдате — самая важная.
Он неожиданно нахмурился, вспомнив, как однажды, когда шла война в Корее, в одной из частей произошло безобразное событие: при распределении рождественских подарков началась перестрелка между солдатами. Те, кто считали себя обделенными, прибегли к простому способу восстановить справедливость: открыть стрельбу по своим же товарищам. Правда, как потом выяснилось, «недовольные» перед тем, как идти за подарками, опорожнили слишком много бутылок виски. Воспоминание об этом на минуту испортило настроение. Интендант, подумавший, что это он стал при-
чиной недовольства командующего, что-то забормотал, но Уэстморленд отогнал не вовремя пришедшую картину из прошлого. Он взял список в руки, подержал его, будто определяя на вес.
— Ну, давайте посмотрим, генерал, чем мы порадуем наших героев.
— Мы посчитали, сэр, что нам потребуется не менее девяноста тысяч индеек, — начал интендант.
— Девяносто тысяч? Одна индейка примерно на шесть солдат, если учесть, что из этого числа мы возьмем тысяч пятнадцать на офицерский состав. Так?
— Да, сэр, вполне достаточно. Мы исходим из того, что у себя дома мы обычно готовим одну индейку на семью. Это же не основная еда, а что-то вроде символа.
— Но наши парни здесь, генерал, несут на себе такую тяжесть, что мы можем позволить себе сделать этот символ для них более весомым. Давайте закажем, — Уэстморленд, как всегда в раздумье, поднял голову и беззвучно пошевелил губами, — давайте закажем сто двадцать тысяч индеек. Согласны?
— Согласен, сэр, но тогда потребуется больше транспорта.
— Ничего, у нас есть на чем доставить к рождеству радость солдатам. Один транспортный самолет больше, один меньше, разве это так важно при нашем бюджете, а?
— Хорошо, сэр, — согласился интендант. — А теперь вот это посмотрите.
И они углубились в подсчеты, сколько потребуется новогодних елок, правда не живых, пахнущих лесом, а синтетических, но все равно, выходило, что и для них потребуется не один транспортный самолет. Потом рассматривали заявки на соки, свежее калифорнийское молоко в консервных банках, пудинги, крепкие напитки, сигареты, пиво, компоненты для приготовления мороженого — список в несколько страниц на тысячи тонн контейнеров, ящиков, банок, бутылок, коробок, которые надо доставить кораблями 7-го Тихоокеанского флота с военных баз на Гавайских островах и на западном
До отлета в Гонолулу, где он собирался провести рождественские праздники, Уэстморленд не давал отдыха ни себе, ни своему штабу. Он хотел, чтобы его помощники, проанализировав ход боевых операций в уходящем году, извлекли из них уроки, разработали пред-
верительные планы на будущее, обсуждение которых он намечал провести где-то в середине января уже нового года. Сам он совершил короткие инспекционные поездки по важнейшим фронтовым зонам, встречаясь как с американскими, так и высшими южновьетнамскими офицерами. Но самыми главными он считал поездки в дельту Меконга, на базу Фусань и военно-воздушную и военно-морскую базу Дананг.
Поездка не дала удовлетворения. И все началось с посещения воинских частей, — расположенных в дельте Меконга. Накануне он прочитал полученное от полковника Мэрфи донесение офицера разведывательного управления, прикомандированного к штабу 25-й сайгонской дивизии. Офицер ЦРУ писал, что командир дивизии, на пассивность которого уже не раз указывали американские советники, провел совещание офицеров и открыто подверг осуждению методы, какими пользуется американское командование. «В нескольких операциях нынешнего года, — приводил офицер слова командира дивизии генерала Таня, — нам заранее отводилась роль смертников, потому что союзники лишали нас надежной огневой поддержки. Наши солдаты часто были вынуждены вступать в бой с сильным противником при крайне неудачно складывающейся обстановке. Когда положение становилось критическим, командование союзников бросало на спасение солдат большие отряды вертолетов. Но солдат своих, про наших в такой обстановке или забывали, или приходили на помощь, когда она уже была бесполезной. Тактика, которую принял генерал Уэстморленд, создавать для проведения операций смешанные боевые подразделения, чтобы наши солдаты смелее действовали, чувствуя рядом плечо союзников, не оправдала себя, потому что союзники в трудных случаях первыми оставляли позиции, чтобы не сходиться в ближнем бою с солдатами Вьетконга. Вместо ободрения они порождали панику. Лучше бы мы действовали самостоятельно, сами по себе, потому что наши друзья надеются только на технику, а она в здешних условиях очень часто не дает эффекта. Танки и бронетранспортеры могут продвигаться только по хорошим дорогам. Они не могут сблизиться с противником, которого спасают рисовые поля, болота. Американские бронетанковые части выпускают тысячи снарядов впустую. А их авиация бросает бомбы и стреляет ракетами по деревням, которые представляют хорошую цель, но не грозят зенитным огнем. С такой установкой на ведение войны мы никогда не победим».
Разговор с командиром дивизии, который встретил Уэстморленда на базе в Кантхо, был неприятным. После доклада о положении на участке дивизии генерал Тань попросил американского командующего сделать замечания и дать указания. Это была ни к чему не обязывающая вежливость, и Уэстморленд не обратил на нее большого внимания, сразу перейдя в наступление.
— Ваша дивизия, генерал, — особая. Ее численный состав и техническое оснащение позволяют вам проводить военные действия более активно, с инициативой.
— Если бы кто-нибудь из моих командиров полков, господин генерал, возгордившись, начал действовать самостоятельно, без моего приказа, я бы сместил его с поста немедленно. Так вправе поступить со мной командующий зоной, если бы я стал поступать по-своему. На войне все должны быть подчинены высшему командованию, — это был прямой выпад, почти оскорбление, но Уэстморленд сдержался, хотя готов был взорваться.
— Мне стало известно, генерал, что ваш штаб, — он решил смягчить атаку и не обвинять прямо командира дивизии, — не всегда с должным вниманием относится к рекомендациям наших советников, часто игнорирует их. Надеюсь, вы понимаете, что мы делаем общее дело. Чем же тогда объяснить такую политику вашего штаба?