Южный поход
Шрифт:
На Багратиона накинулись пешие сарбазы врага, махая саблями и пытаясь достать его копьями. Рядом с ним в мгновение ока очутились адъютанты и немногочисленные офицеры. А еще подоспела пехота и взяла врага в штыки. Я тоже пытался пробиться сквозь наших солдат и вскоре оказался посреди противников.
Вы когда-нибудь бывали в тесной толпе, например, во время митинга или праздничного шествия? Тесно, повсюду незнакомые лица, все куда-то несутся. Похоже на бурный поток, рвущийся по руслу, только вместо воды искаженные злостью и страхом лица. Всюду впереди, куда я не глядел, мельтешили смуглые лица, сверкающие лезвия сабель и кончики копий. В воздухе стояли хриплые выкрики на незнакомом языке.
Враги навалились на меня, пытаясь сдернуть с коня. Смирный кусал их и лягал изо всех сил, не подпуская ко мне. Вот когда я в очередной раз порадовался, что мне попался такой бешеный конь.
В это время из задних рядов гренадер кинули гранаты. Они взорвались в глубине вражеского строя и тогда кокандцы не выдержали. Зазвучали отчаянные вопли, в которых, хотя они и звучали на чужом наречии, чувствовались призывы о спасении. Вражеский строй распался и кокандцы побежали.
Все злые лица вокруг меня развернулись к Чимкенту и рванули туда, не обращая на меня внимания. Какое-то время я несся вместе с врагами, подхваченный ими, будто течением реки, и только потом насилу вырвался из этого потока. Для этого, правда, Смирному пришлось сбить нескольких беглецов с ног, толкая их грудью.
Едва я высвободился из вытекающей к городу человеческой реки, как тут же попал в другую быстрину, так как вокруг меня с криками побежали уже наши солдаты. Они преследовали отступающего врага, как гончие, догоняющие зайца.
Я остановил Смирного и, задыхаясь, смотрел, как гренадеры бегут за кокандцами, подняв штыки. Сам себя я сравнил с камнем, который обтекают воды бурной горной речки. Багратион уже был далеко и продолжал вести войска к городу.
Мы пересекли небольшую речку, и вброд, и по небольшому деревянному мостику, а затем оказались уже совсем недалеко от Чимкента. Стены не такие высокие, как в Туркестане, кажется, на них можно взобраться, если встать на спину лошади. При этом стены оставались толстыми и солидными. Ров отсутствовал, перед стенами на тесном пространстве теснились множество глиняных мазанок, огороженных небольшими садиками. В общем, защита города была явно похуже, чем в Туркестане.
Впрочем, ворота здесь оказались ничуть не слабее. Крепкие, высокие и окованные железом, они приоткрылись лишь наполовину, и только одну створку. Кокандцы достигли ворот и потекли в город, спасаясь от преследования. Со всех сторон раздавались жалобные крики, видимо задние ряды молили о пощаде.
Впрочем, не все кокандцы убегали сломя голову. Я был свидетелем сцены отчаянной храбрости, когда один отряд кокандцев, далеко от нас и ближе к флангу, который атаковали казахи, выстроился в почти идеальный прямоугольник, ощетинился копьями и встал на месте, отбиваясь от наседавших мушкетеров. Вскоре, впрочем, этих храбрецов смяли и закидали гранатами, но они стояли до последнего, позволив многим своим коллегам успешно скрыться в крепости.
Видя, что вражеские войска уходят, Багратион удвоил натиск, пытаясь быстрее добраться до ворот. Меня то и дело толкали пробегающие мимо солдаты и я смог вздохнуть свободно, только когда Смирный забрался на небольшой пригорок, откуда, кстати, отлично просматривалась местность перед крепостными воротами.
Защитники ворот вскоре заметили наступающие наши войска, преследующие кокандцев по пятам. Заревели трубы, возвещая об опасности. Ворота начали медленно закрываться.
Я видел, что Багратион машет рукой, призывая всех поторопиться, но все пространство перед воротами все еще занимали вражеские войска. Воины жалобно заголосили, призывая не оставлять их нам на растерзание, но ворота продолжали закрываться.
Вскоре началось самое настоящее столпотворение, поскольку все торопились попасть в город, и враги, и наши войска. Кони и люди визжали, как резаные. Это не помогло, ворота неумолимо захлопнулись. Видимо, кто-то внутри, скорее всего, вражеский военачальник Ирискул посчитал, что впуская оставшиеся войска, он подвергает город слишком большому риску захвата. Кокандцы, не сумевшие пройти в город, развернулись к нам с обреченностью крысы, загнанной в угол.
Я хорошо помнил, на что способен зверь, у которого не осталось иного выхода, кроме как драться или погибнуть, поскольку недавно сам был в такой ситуации в Туркестане. Сопротивление будет ожесточенным и я надеялся, что Багратион не взбесился от того, что не успел попасть в город и не отдаст сейчас опрометчивый приказ атаковать оставшиеся перед воротами вражеские войска. Их, по моим подсчетам, осталось не менее трех-четырех тысяч.
Вдобавок со стены ударили новые пушечные залпы прямо по нашим войскам и полетели стрелы. Надо полагать, что этот Ирискул весьма коварный и расчетливый малый, раз специально провоцировал нас напасть на его оказавшиеся в ловушке войска.
К чести Багратиона, однако, надо сказать, что он не потерял голову, а предложил кокандцам сдаться. Его денщик замахал белым платком, а потом маленькая фигурка Багратиона на коняшке подъехала вместе с переводчиком к утихшим кокандцам.
Вокруг него летели иголочки стрел, а люди махали крошечными с такого расстояния ручками. Багратион что-то сказал, переводчик растолковал его слова и кокандцы опустили оружие.
С крепостной башни над воротами что-то кричали, видимо, призывали сражаться до последней капли крови, но после того, как сарбазов оставили на растерзание врагу, они явно не хотели жертвовать жизнью за вероломных хозяев. Насколько я понял, Багратион предложил им почетные условия сдачи, потому что они сложили сабли в ножны, перевернули копья наконечниками вниз и нестройной толпой пошли от стен Чимкента обратно в долину.
Кокандцы на стенах прекратили стрелять. Наши войска тоже построились и начали отходить от крепости за речку, на безопасное для выстрелов расстояние.
Я так и сидел на Смирном на пригорке, пока войска шли мимо меня. Наконец, мимо меня промаршировали последние полки, а с ними и Багратион со своей свитой. Вид у генерала и офицеров был чуточку помятый, но, насколько я понял, они не пострадали в бою. Заметив меня, командующий махнул, подзывая к себе и широко улыбнулся:
— Эй, чародэй, пойдэм сюда, я тэбэ прэзэнт нашэл.
Гадая, какой такой «презент» мог найти командующий для меня на поле боя, я присоединился к его свите и только сейчас обнаружил, что рядом с Денисьевым едет на коне связанный человек. Приглядевшись, я с удивлением понял, что это русский, одетый в красный халат и с тюрбаном на голове, почти неотличимый от обычных кокандских сарбазов.
— Гляды, мы шпыона поймалы! — похвастался Багратион. — Ты с ним поговори, можэт, он твоэго англычана знаэт?
Ах, вот оно что! И когда только они успели заметить в горячке боя и схватить переодетого европейца? Ну что же, может статься, что я и вправду не зря тащился сюда, авось теперь отыщется ниточка к неуловимому Иванычу. Я кивнул и сказал:
— Отлично, я с ним пообщаюсь.
Чернышов, ехавший рядом с генералом, обернулся и белозубо оскалился:
— Э нет, шалишь, лекарь. Это наше дело — опрашивать пленных. Ты можешь только присутствовать. Ишь, чего захотел, а вдруг он что-то ценное или секретное сболтнет?