Южный Урал № 13—14
Шрифт:
Вода стала доходить на полметра от верху, и кочегар велел закрывать воду. Отвел трубу от тендера, сказал: «Готово!», а я стал подавать паровоз обратно к поезду.
— Стало быть, напрасно сказали нам… — Тут жандарм замялся, очевидно, спохватился, что может выдать шпиона.
Паровоз прицепился к поезду. Принесли путевку, дали отправление, и мы тронулись.
За станцией дали знать товарищу, чтобы вылезал. Мокрый и дрожащий, он вошел в будку. Разделся донага, выжал белье и стал одеваться. Я предложил взобраться на котел
— Ну, теперь я снова чувствую себя хорошо. Не мешает и закусить. При этом он стал вынимать из своей сумки хлеб, а я раскрыл свой дорожный ящик с провизией и предложил кушать все, что тут есть. И товарищ согласился.
Когда кончили, попросил у нас разрешения побеседовать о цели своей поездки.
— Пожалуйста! Пожалуйста!..
— Забастовочный комитет ставит целью объединить рабочий класс и добиться свободы слова, собраний, союзов и свободы совести…. Нужно привести рабочий класс к сознанию собственной его мощи, которой он обладает и которую должен проявлять. Он не должен соглашаться на то, что ему предлагают те господа, на которых он работает, а должен заставить согласиться на свои условия… Комитет ищет в свои ряды таких людей, на которых он всегда может положиться…
Так мы доехали до станции Камышлов. Товарищ сказал мне, что подготовительные работы по проведению забастовки идут успешно, и не за горами время, когда Комитет отдаст приказ действовать. Выходя из паровоза, товарищ пожал мне руку и пожелал успехов.
…Наступил октябрь. Мне надо вести прибывший из Тюмени поезд в Екатеринбург.
— Путевка, машинист! — сказал кондуктор.
Жду отправления. Подали третий звонок. Стою у регулятора, дожидаюсь свистка отправления. Дежурный по станции несколько замешкался отдать распоряжение главному кондуктору об отправлении поезда. В это время подбегает рассыльный из телеграфа станции и говорит:
— Шабров, скорее иди в телеграф, — спешно требует дежурный телеграфист.
Иду в телеграф. Тут меня встречают дежурный телеграфист и трое машинистов. Телеграфист протягивает мне ленту аппарата:
— Читай!
— Я не умею читать ваши знаки…
Телеграфист повернул к себе аппаратную ленту и стал читать: «Получении настоящей депеши прекращайте работу на железной дороге. Депешу продвигайте на восток. Забастовочный комитет. 7/X-1905 г.».
Прочитав депешу, телеграфист спросил:
— Ну, что будешь делать?
Я без колебания:
— Не еду, отцепляюсь!
Настала торжественная минута. Телеграфист протянул мне руку, пожал и сказал:
— Ну, Шабров! Начинай, за тобой почин… — при этом он вынул платок и стал вытирать набежавшие слезы.
Машинисты также подошли ко мне и молча пожали руку. Видать, что они волновались и не могли совладеть с собой. Один, захватив голову, тотчас же вышел из телеграфа, а другой потрепал меня по плечу и вслед уходившему,
— Один — за всех и все — за одного!..
Я вышел из телеграфа на платформу. Там собрались в кучу начальник депо, помощник начальника службы пути и начальник станции. Они что-то вполголоса обсуждали. Увидев меня, начальник депо обратился ко мне сурово:
— Где вы, Шабров, пропадаете! Поезд давно должен быть в пути, а вас на паровозе нет.
Я твердо ответил:
— С поездом я, господин начальник, не поеду и паровоз прошу отцепить от поезда.
— Это почему? Что за причина? — повышенным тоном спросил он.
— Причину моего отказа я вам скажу завтра.
— Что это значит «завтра»? Что за ответ! Я прошу объяснить теперь.
Услыхав наш разговор, публика стала скопляться. К собравшейся кучке подошел жандарм. Я сообразил, что он будет добиваться у меня признания, а потом арестует, и с поездом пошлют другого машиниста. Пришлось идти на хитрость, и я заявил:
— Паровоз я прошу отцепить потому, что он не исправен. Когда я выводил его под поезд, неисправности не заметил — у паровоза лопнули две топочные связи рядом.
Начальник поверил мне и отдал распоряжение об отцепе паровоза. Мне пришлось вернуться в депо.
Весть о забастовке разнеслась по станции. Начальник станции отдал распоряжение вести поезд дежурному машинисту. Но тот отказался. В это время на платформе находился машинист Мехонцев, который сказал начальнику станции, что он согласен вести поезд. И начальник депо дал ему дежурный паровоз.
Поезд ушел. Поставив свой паровоз у депо, я с бригадой отправился в дежурную комнату. Тут поговорили, а потом я прилег и уснул. Вдруг слышу, кто-то будит меня:
— Вставай скорее!
— Что случилось?
Оказалось, что ушедший в Екатеринбург поезд встал на 104 версте. Я поднялся. Бригада была на ходу. Дежурный по станции, смеясь, спросил:
— Теперь поедешь?..
Подъехали к поезду, вытянули его обратно на станцию Пышминскую, отцепили больной паровоз, прицепили свой и тронулись в Екатеринбург.
Подходим к станции. На пассажирской платформе народу — море. Публика ждала приближавшийся поезд. Вот я остановил его. К паровозу двинулась людская масса. На паровоз лезли люди, в будку поднялись трое рабочих. С платформы кричали:
— Давай его сюда!
Я вообразил, что рабочие, узнав о первоначальном моем отказе вести поезд из Камышлова в Екатеринбург, а теперь видя, что я отступил от своего слова, решили рассчитаться со мной. «Но ведь я поступил согласно принятым нашим постановлениям…».
А люди неистовствуют:
— Что вы там еще делаете? Давайте его сюда!
Я дрожащим голосом проговорил:
— Сейчас сойду…
Не успел я сойти с последней подножки паровоза, как меня подхватили несколько человек на руки… стали качать на руках и унесли в станцию.