Z – значит Зомби (сборник)
Шрифт:
Неожиданно для всех полковник выпрямился по-строевому, приложил правую руку к груди и произнес громко, словно на присяге:
– Я спасу детей, товарищ гвардии майор, клянусь!
– Спасибо, – поблагодарил Ельченко и отвернулся. – Если можно, оставьте нас, товарищ полковник. Не хочу, чтобы вы видели, как я… вы понимаете…
– Понимаю. Я запомню ваш подвиг, товарищ гвардии майор. И детям расскажу. Вас будут помнить.
Уходя, Янин протянул руку для пожатия, но майор сделал вид, будто не замечает ее. Полковник покинул лабораторию. Когда дверь за ним закрылась, майор стиснул кулаки и почти крикнул:
– Сева, что там?!
Остановился и тихо повторил с тоской:
– Сева, что там? Не тяни волынку!
Смирнов выглянул из-за секвенатора и уныло покачал головой.
– Результат… положительный.
Наступило молчание. Красовский прятал глаза.
Казематы
Красовский повернул ключ, подергал решетку и, убедившись, что проход перекрыт, коротко сказал ожидающему Ельченко:
– Пошли, Тим.
Майор был одет в тренировочные штаны и тельняшку. На плече справа красовался большой пластырь, удерживающий подключичный катетер. Рану на шее очистили, но обрабатывать не стали – в этом не было смысла.
– Знаешь, док, – сказал Ельченко, старательно глядя под ноги на разбросанную по полу кирпичную крошку, – я ведь через три войны прошел, кучу дырок в шкуре заработал, а о смерти всерьез ни разу и не задумался. Принял древнюю мудрость, что смерти бояться не надо, ведь ее нет, пока жив, а когда она придет, меня уже не будет… И не верю, что там что-то есть. В смысле там – за гранью… Если бы было, то сумели бы как-нибудь мертвые достучаться до живых. А вся эта хрень с призраками и экстрасенсами хрень и есть. Тупое надувательство… Слишком часто видел, как туда уходят. И никто никогда не вернулся… Они мне даже не снятся, как некоторым… Вот почему не верил и не боялся… Но только не здесь, док. Ведь получается, что я не умру. Вы сами все время говорите, что зомби – первый шаг к бессмертию. Ваши слова, так?.. Я и сам вижу, что они не умирают. Хоть что угодно с ними делай, не умирают. Отродья!.. Но ведь они же были людьми до эпидемии. Нормальными, как мы с вами. Может, где-то внутри у них еще теплится разум, осталась память… Может, они все видят, все понимают, но не могут помешать паразиту. Может, и меня это ждет? Целая вечность бессильного отчаяния?.. Что думаешь, док? Возможно такое?..
– Не знаю, порадует тебя такая информация или нет, – сказал Красовский, позвякивая связкой ключей, – но гипотеза «сосуда» рассматривалась одной из первых. Еще особи с бешеного рейса прошли через полное энцефалографическое обследование: ЭЭГ, МЭГ, РЭГ, ПЭГ. Если бы была хоть какая-то мозговая активность, схожая с нормальной, мы заметили бы. Личность умирает, Тим. Как и при обычной смерти. Остается один паразит со своими рефлексами… Тебя не будет…
– Тогда порадовали, – сказал Ельченко, хотя и без малейшей радости в голосе. – Лучше уж вечная тьма, чем такое… Все-таки приятно иметь дело с умным человеком. Спасибо, док.
Красовский остановился у бокса, в котором была прикована женщина со сломанной рукой.
– Здесь? – Ельченко искренне удивился. – Почему здесь?
Красовский промолчал, перебирая свя зку. Потом отомкнул дверь тамбура, решительно шагнул внутрь. В его пальцах тускло блеснул металлом полостной трокар. Один сильный выверенный колющий выпад, направленный в большое затылочное отверстие, и женщина-зет, протяжно простонав напоследок, затихла.
– Как же так?.. Как же так, док?.. – Ельченко не находил слов, машинально перекрестился.
– Понимаешь, Тим, – сказал Красовский, деловито расстегивая стальные браслеты, удерживавшие зет, – я все-таки ученый. Мне не чужды эмоции, но я спокойно отношусь к преодолению нравственных табу. Да, Света была хорошей женой. Умной, ласковой, очень красивой. Я до сих пор люблю ее. Только эта конкретная особь не имеет к Светлане никакого отношения. И в этой конкретной особи нет ничего интересного. Стандартный зообиотик. Развивался как по инструкции. Без заметных аномалий. Значит, пора от него избавиться. Не стоит растрачиваться на повторение пройденного. Только не сейчас. – Красовский освободил тело, подхв атил за ноги, выволок через тамбур. – И еще одно пойми. Мы потерпим поражение, если будем видеть в особях людей. Надежда, жалость, сострадание, эмпатия – наши враги в этой схватке. И они же – лучшие союзники зет. Ты идешь?
Ельченко глубоко вздохнул, будто бы перед прыжком в воду.
– Иду.
В боксе майор разделся догола, по-армейски аккуратно сложил штаны, тельняшку и трусы. Скинул ботинки, поставил их к одежде. Присел на корточки. Красовский встал рядом, поигрывая ключами.
– Я тебя не тороплю, Тим, – предупредил он осторожно.
– Но не забывайте, что вы в гостях, – вспомнил Ельченко старую шутку. – Я вот что подумал, док. Конечно же, памятника мне не будет. Полковник обещал увековечить – наверняка соврал в утешение. Но вот если бы был у меня памятник, какую надпись на нем можно сделать, а? Майор Тимофей Ельченко? Служил честно, умер достойно? Скучно как-то… Не очень-то креативно, ка к сказали бы… Вот ты что написал бы, а? Посоветуй…
Красовский закрыл глаза, прислонился спиной к решетке бокса и продекламировал, перекрывая стоны ближайших зет сильным твердым голосом:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
Майор некоторое время сидел молча, потом произнес:
– Сильно. Сам сочинил?
– Нет, конечно. Афанасий Фет. Знаменитый поэт девятнадцатого века.
– Видишь, док, ничто человеческое тебе не чуждо. Я знал!.. А хорошая была бы надпись на могиле. Внушающая. Лучше не придумать! Спасибо, док!.. Начнем, что ли?
Ельченко лег, вытянул конечности. Красовский подрегулировал цепи, защелкнул браслеты. Приготовил трокар для удара в сердце.
– Я не хотел говорить тебе, док, – сказал майор. – Думал, сам разберусь. И вообще… Но теперь надо. Потому что плохо может получиться. Они не сироты, док.
Красовский замер.
– Кто?
– Лицеисты эти. Не сироты. Я-то знаю, какими сироты бывают. Сам из детдома. А тут такие ухоженные, сытые, чистенькие. Дисциплинированные. Жаргона не знают совсем… И эта… девица… с красными волосами… называла полковника папой. И он ей за эту оговорку сильно высказал… Я случайно услышал, а оно и сложилось… Не сироты, нет.
– Тогда кто же они? – задумчиво спросил Красовский.
– Может, беженцы из какого-нибудь элитного поселка? Какая разница, док? Дети они всегда дети. Завтра их увезут. На Колгуев…