За безупречную службу!
Шрифт:
Шуня молча повернулся к реке спиной и по примятой «ягуаром» траве направился к своей машине. Уже начавшая потихоньку распрямляться трава шуршала, как папиросная бумага, из-под ног при каждом шаге веером разлетались во все стороны маленькие серые кузнечики. За спиной Удав нарочно, чтобы подразнить Маму, рассказывал нашумевшую в свое время историю о фермере, который, вступив в преступный сговор с директором местного кладбища, кормил нутрий выкраденными из могил свежими покойниками, а потом продавал на мясо. Могилы сразу приводили в порядок, и гениальная в своей простоте схема вскрылась совершенно случайно, как это и происходит с большинством удачных афер: кто-то умер при не до конца выясненных обстоятельствах, кто-то усомнился в результатах вскрытия, суд выдал постановление об эксгумации,
Тюнингованная под внедорожник серая «девятка» тронулась с места, вскарабкалась по косогору и запрыгала с кочки на кочку, направляясь к городу. Когда подвывающий звук ее мотора стих вдалеке, а поднятая ею невесомая пыль беззвучно осела на землю, припорошив выгоревшую траву, жиденькие кустики на гребне косогора зашевелились, и из-под них выбрался тощий и низкорослый гражданин средних лет и ничем не примечательной наружности. Он был темноволосый, с мелкими чертами лица и чуть раскосыми глазами, указывающими на изрядную примесь кровей местного коренного населения. Одет он был в просторные шорты ниже колен, не первой молодости рубашку поло, сандалии на босу ногу и выгоревшую на солнце панаму из джинсовой ткани. На переносице криво сидели очки в мощной роговой оправе с толстыми, как бутылочные донышки, линзами, на груди болтался дешевый цифровой фотоаппарат, а из правого кармана шортов выглядывал уголок обтерханного, засаленного блокнота с зацепленной за него шариковой ручкой. Бросив опасливый взгляд в ту сторону, где скрылась машина Шугаева, корреспондент газеты «Мокшанская заря» Харламов стал торопливо, без дороги, спускаться по косогору к обрыву, с которого несколько минут назад в протекающую по территории Мордовской автономной республики речку Мокшу сверзилась легенда британского автомобилестроения.
Остановившись на краю, он некоторое время смотрел на спокойно струящуюся в двух метрах от носков его сандалий темную воду, а затем, поправив очки, растерянно, с обидой произнес вслух:
— Ну и что теперь прикажете делать?
Ответа он, разумеется, не ждал, но на этот раз равнодушные небеса сочли небесполезным откликнуться. Откуда-то сверху послышался нарастающий рокочущий гул, постепенно переходящий в свистящий металлический клекот, и, задрав голову, корреспондент Харламов разглядел на фоне голубого небосвода неторопливо летящую в направлении местного аэродрома «корову», сиречь вертолет Ми-6, прозванный так из-за некоторых характерных особенностей дизайна, действительно придающих ему отдаленное сходство с вышепоименованным парнокопытным.
В редакции, да и во всем городе, Илью Николаевича Харламова считали симпатичным, вызывающим сочувствие неудачником и безобидным чудаком. Он был вдовец с приличным стажем, вечно выглядел как пугало (имел противозачаточную внешность, как говорили о нем злые языки в традиционно женском коллективе рекламного отдела редакции), натыкался сослепу на мебель, был стеснителен и говорил невпопад. Поэтому, окажись в данный момент на берегу еще один случайный свидетель, он бы ничуточки не удивился, услышав из уст корреспондента Харламова очередную загадочную, ни к селу, ни к городу фразу.
— Спасибо, — проводив взглядом удаляющийся в направлении восточной окраины города вертолет, с горьким сарказмом молвил Илья Николаевич, — очень вовремя!
После чего уселся, свесив с обрыва ноги, вынул из нагрудного кармана рубашки пачку «Балканской звезды» и, не без труда добыв огонь из одноразовой китайской зажигалки, сердито задымил, хмурясь из-под очков на сверкающие вдалеке купола монастырского храма.
Остаток дня они намеревались провести в «Ласточке», но человек предполагает, а начальство располагает: в двух кварталах от упомянутого заведения их, как пуля в спину, настиг звонок Маланьи. Помолчав в гнусаво квакающую трубку, Шуня с раздражением сунул мобильник в карман и сказал сидевшему за рулем Шише:
— Заворачивай оглобли. Двигаем на «Точмаш».
— Штурмом будем брать? — поинтересовался с заднего сиденья Удав.
— Угу, — сказал ему Шугаев. — Для начала выбьем твоей башкой ворота, а там поглядим, как карта ляжет.
Исполнительный, несмотря ни на
— Чего будет-то, Саня? — осторожно спросил, тронув Шугаева за плечо, не любивший неожиданных сюрпризов Мама.
— А я знаю? — сердито огрызнулся Шуня. — Насчет того, что будет, ступай к гадалке. А мне просто велели явиться на завод для получения задания. Как я понял, Сарайкин наш там трется, и что-то ему от нас срочно понадобилось.
— Снюхались, значит, — вертя баранку, заметил проницательный Шиша.
— А как иначе? — философски изрек Удав. — Воевать с ними, что ли?
Шугаев промолчал. Все было правильно, не подкопаешься. Даже если Сарайкин не был заодно с рейдерами с самого начала, ему ничего не оставалось, как поскорее найти с ними приемлемый компромисс и по возможности войти в долю. Перебить два десятка окопавшихся на территории завода вооруженных, хорошо обученных мужиков — задача для провинциального начальника полиции непростая, но выполнимая. Но воевать — значит выносить сор из избы, незамеченной такая заварушка не останется. А сора за последние годы в Мокшанске накопилось столько, что только тронь, и эта лавина тебя похоронит. Москва давно кричит о необходимости покончить с коррупцией и злоупотреблениями; коррупции от этого, конечно, ни жарко, ни холодно, но, чтобы не выглядеть глупо, власть должна время от времени показательно брать кого-то к ногтю: попался, коррупционер! И кому охота, отстаивая незаконно присвоенное право вертеть, как заблагорассудится, целым городом, в одночасье сделаться козлом отпущения?
Он вспомнил, как пару лет назад ребята из отдела по борьбе с экономическими преступлениями неплохо поднялись на бабках, регулярно, каждые два месяца, закрывая заместителя директора одной из местных коммерческих фирм и начиная шить ему какие-то крупные финансовые махинации. Директор, а по совместительству лучший друг арестанта, так же регулярно его выкупал; суммы, естественно, увеличивались от раза к разу, и кончилось тем, что выдоенные досуха фирмачи свернули свой бизнес и тихо, ни с кем не прощаясь, отвалили из Мокшанска в неизвестном направлении. Сарайкин об этом, разумеется, знал и имел с этого мероприятия, как и с любого другого, неплохой процент. Пример частный и далеко не самый яркий, но, став достоянием гласности, даже такая мелочь обойдется подполковнику очень и очень дорого. Какая уж тут война!
Машина миновала застроенный старыми трехэтажными домами микрорайон, проскочила чахлую лесопосадку и повернула направо, оставив в стороне подступающие к самому аэродрому корпуса новостроек. В этой части города Шуня бывал редко, всего раз или два, причем исключительно в темное время суток, и сейчас, поглядывая по сторонам, понял, что ничего не потерял — ни в плане расширения кругозора, ни в смысле получения эстетического удовольствия. Это был район складов — как старых, купеческих, выстроенных на века из несокрушимого, отформованного и обожженного по всем правилам красного кирпича, так и советских, вкривь и вкось слепленных из силикатных блоков и побитого ржавчиной гофрированного железа. Жилых домов здесь практически не было, а те, что изредка встречались справа и слева от дороги, выглядели заброшенными. Потом справа потянулся кажущийся бесконечным высокий, в два человеческих роста, забор из бетонных плит, опутанный поверху ржавой колючей проволокой, и вскоре впереди распахнулась небольшая площадь — вернее сказать, разворотная площадка перед воротами транспортной проходной «Точмаша».
Шиша лихо затормозил у самых ворот и требовательно посигналил. Дверь пристроенной к воротам сторожки распахнулась, и на крылечко вышел один из столичных варягов во всей своей незабываемой красе — в напяленном поверх черного комбинезона легком бронежилете, в высоких солдатских башмаках откровенно импортной выделки, с тупорылым автоматом под мышкой и в трикотажной маске с круглыми прорезями для глаз и рта. Вглядевшись в залепленный присохшей мошкарой номер на переднем бампере «девятки», он призывно махнул рукой: сюда давайте!