За чужую свободу
Шрифт:
Но прусский вахмистр оказался решительнее него. Он стал перед пленными, не двигаясь с места. Новиков подошел к нему и при взгляде на его наглое лицо почувствовал, что перестает владеть собой. Он выхватил пистолет и со словами:
– Когда я приказываю, приятель, меня слушают, – с размаху ударил его по голове ложем тяжелого пистолета.
Вахмистр пошатнулся и упал. Отошедшие немцы сразу вытянулись. Казаки уже перерезали шашками веревки.
Тут Рейх сразу решил, что
Между тем молоденький француз взволнованно говорил Новикову:
– О, благодарю, благодарю вас, вам я обязан больше, чем жизнью. Вы, наверное, не немец?
– Я русский, – ответил Новиков.
– Я так и думал, – воскликнул француз, – вы очень великодушны. Они ничего не щадят… Мы – четырнадцатого стрелкового полка, дивизии Сугама, – продолжал он, – мы догоняли полк по дороге к Люцену. Они знали о перемирии, заговорили с нами и вдруг набросились на нас. О, если бы не их подлость, они даром не захватили бы нас!..
– Теперь вам нечего бояться, – заметил Новиков, – вы свободны. Но лучше не идите одни. Я скоро выступаю, и нам по дороге. Отдохните пока. Будьте моим гостем, хотя сейчас я должен оставить вас. Мне надо распорядиться.
С этими словами Новиков пожал юноше руку.
– Но ваше имя? – спросил француз. – Мое Опост д'Обрейль.
– Новиков, – ответил Данила Иваныч.
– Еще раз благодарю вас, господин Новиков, – произнес д'Обрейль. – Я поеду вместе с вами.
Рейх чувствовал себя униженным и от всей души ненавидел Новикова, но вместе с тем чувствовал к нему страх.
– Вы чересчур добры к этим разбойникам, – заискивающе начал он, подходя к Новикову. – Я знаю вашего славного партизана Фигнера. Он никогда не таскает за собою пленных. Это только обуза, и притом цель войны – уничтожить возможно больше врагов.
– О да, вы с Фигнером поняли бы друг друга, – пренебрежительно сказал Новиков, – но у нас разные взгляды, и поэтому я с особенным удовольствием заявляю вам, что я больше не остаюсь в черной дружине и не имею никакого желания когда-либо и где-либо встретиться с вами. Прощайте.
Рейх остался один, соображая услышанное, и наконец решил, что русский офицер теперь ему не старший.
– Так погоди же, голубчик, – злобно думал он, – я покажу тебе.
В это время к нему подошел очнувшийся вахмистр. Лоб у него распух и был окровавлен, глаза заплыли.
– Здорово, милый Вейс, разукрасил тебя русский офицер, – заметил Рейх, – но так как ты все же жив, то я дам тебе поручение.
Он взял Вейса за пуговицу, наклонился к нему и тихим голосом стал что-то объяснять, на что Вейс, улыбаясь, кивнул головой.
Новиков решил, не теряя времени, вернуться с отрядом к своим, не считая себя вправе распоряжаться им, раз заключено перемирие. А потом уже на свободе продолжать розыски Герты, для чего взять отпуск.
Он позвал урядника и распорядился готовиться к отъезду и позаботиться, чтобы пленным французам были даны лошади из запасных. Казаки крестились, узнав, что возвращаются к своим.
– Ну их к бесу, этих басурманов, – говорили они, – нехристь, разбойники, одно слово – немцы.
Вообще казакам, как и их командиру, пришлись не по душе союзники.
Новиков медленно ехал в голове отряда, погруженный в свои мысли. Какая-то тяжесть давила его сердце. Обманутые надежды, чувство отвращения при воспоминании об этой знаменитой черной дружине, темное будущее, смутное сознание бесплодности приносимых жертв, презрение к тем, кого было приказано считать друзьями и союзниками, – все это мучило и раздражало его.
Из глубокой задумчивости его вывел взволнованный голос урядника, подскакавшего к нему.
– Так что, ваше высокоблагородие, французов увели, – задыхаясь, докладывал урядник.
В первую минуту Новиков не понял его.
– Как увели? – переспросил он.
– Так точно, – ответил урядник. – Пока мы собирались, – немцы их и увели.
Новиков понял, и кровь бросилась ему в голову. Он вдруг вспомнил, что оставил их, не позаботясь вернуть им оружие.
– А, вот как, – стиснув зубы, произнес он, – хорошо же! Ребята, за мной! – крикнул он, круто поворачивая лошадь.
Его томление и глухое раздражение нашли выход.
На просторной поляне по – прежнему группами толпились пруссаки; было заметно, что они тоже готовились к выступлению. У составленных ружей лениво бродили двое солдат.
– Оцепить ружья, – скомандовал Новиков, не останавливаясь. Он пересек поляну, отыскивая Рейха, но его не было.
– Где командир? – спросил он солдата, стоявшего у опушки на часах.
Солдат молча указал на широкую тропинку, в конце которой виднелась прогалинка, на которой толпились люди.
Новиков погнал лошадь, сопровождаемый несколькими казаками. Другие остались у ружей.
Но едва он достиг прогалины, как услышал пронзительный крик, странно отозвавшийся в его сердце. Его конь ворвался в толпу солдат, испуганно бросившихся в разные стороны.
Новиков увидел на конце прогалины стоявших в ряд французов, опять со связанными руками, перед ним несколько солдат с ружьями у плеча, а между пленными и солдатами невысокого стройного юношу, распростершего руки, прикрывавшего собою французов.