За давностью лет
Шрифт:
Трясущейся рукой крестится боярин, оглядываясь, не подслушал ли кто его крамольные мысли. Господи, помилуй! А как решить, что послать в дар новорожденному? И так земля оскудела от орды опричников. Села выжжены, поля не засеяны... и сам царевич-то может ли быть царевичем? Брак с седьмой по счету женой Марией Нагой, даже свершенный по церковному обряду, не может быть законным. Но кто из церковников осмелится спорить с Иваном после того, как новгородского архиепископа Леонида повелел одеть в медвежью шкуру и натравить собак? «Лихое время», — бормочет боярин и вытаскивает из сундучка последнюю
...В черном монашеском одеянии, с высоким клобуком на бритой голове, стремительно вошел царь Иван в мыльню, где после сотворения молитвы и наречения младенца ждали его духовник, молодая царица с новорожденным и многочисленные няньки.
С душевным трепетом взглянула царица Мария на своего господина — высокого, широкоплечего, почти тучного, с густой рыже-седой бородой. Пронзительный взгляд его больших глаз живо перебегал с одного лица на другое.
«О чем он думает?» — пытается угадать мысли царя Мария и вдруг в испуге вспоминает, как царь поступил всего несколько месяцев назад со своим старшим сыном, наследником Иваном. После смерти его стал тих и благостен, не снимает монашеского одеяния, в раскаянье решил посмертно «простить» всех опальных бояр — «изменников», казненных по его приказу. За души четырех тысяч убиенных опричниками день и ночь молятся монахи в монастырях. Но кто знает, не вспыхнет ли вновь в нем безудержная ярость и против ее сына?
— Наречен царевич Дмитрием, — бормочет, кланяясь, духовник.
«Дмитрий?» — вздрагивает царь. Ведь так звали его первенца, рожденного любимейшей женой Настасьей... Не уберегли младенца. Когда везли его, шестимесячного, с богомолья из Кириллова монастыря, сходни, что вели на царский струг, опрокинулись, и нянька с младенцем на руках упала в воду. Когда достали его, он был мертв. Нелепая случайность. Только случайность ли? Уж не боярские ли то были козни? Ведь они отравили его Анастасию!
Чувствует царь, как мутный гнев обволакивает ему душу. Никогда не верил и не верит он боярам. И тем, кто уцелел от опричников и близко сейчас стоит к его трону, — Шуйским да Мстиславским. Не зря сослал молодого Ваську Шуйского. Ведь только ждут его смерти, чтобы посадить на трон вместо слабоумного Федора. Не верит и низкородным Нагим да Годуновым, что приблизились благодаря доносам и казням.
Душно. Страшно. И эта «пошлая девица» — королева английская Елизавета тянет с ответом. Держит несколько месяцев у себя его посланца Писемского, не показывает свою сродственницу Марию Гастингс, на которой царь хочет жениться. Если удастся задуманное, уедет он с семейством и казной в Англию. Косит глазом Иван на молодую царицу. Ждет ее тогда развод, монастырь, несладкая участь уготовлена и новорожденному...
А если брак с англичанкой не удастся? Участь младшего сына царя тоже будет нелегка. Редко кто из удельных князей на Руси помирал собственной смертью.
— Повелеваю, — хрипло сказал Иван, — царевичу Дмитрию дать в удел град Углич со всем уездом и доходами…
ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
Андрей вырулил свою «ласточку» с Мытищинской автозаправочной станции на просторное полотно Ярославского шоссе, Игорь взглянул на часы.
— Сколько? — спросил Андрей.
— Без пяти шесть, — ответил Игорь.
— В одиннадцать будем, — уверенно заметил сидевший сзади Борис.
— Ой, не говори «гоп», — пробормотал Максим Иванович, с трудом устраиваясь между ним и Ларисой.
— Вам тесно? — участливо осведомилась она и двинулась еще больше к левой стенке «Запорожца», хотя и так занимала ничтожно мало места.
— Не в тесноте дело, — проворчал Максим Иванович, — просто в дальней дороге надо разместиться поудобнее, чтобы ни руки, ни ноги не затекли.
Он обнял правой рукой плечи Бориса и облегченно вытянул вперед ноги.
— По-моему, хорошо! — сказал он с удовольствием. — Ларочка, придвигайся поплотнее ко мне, не жмись, а то устанешь, двести сорок верст не шутка.
— Двести сорок или двести восемьдесят? — переспросил Андрей. — Как поедем? Игорь взглянул на разложенный у него на коленях атлас автомобильных дорог. Уже было достаточно светло, чтобы различить карту.
— Через Калязин вроде прямее, даже на глазок видно...
— Что значит «на глазок», — загорячилась Лариса, — когда я с циркулем считала — на сорок два километра короче!
— Но с другой стороны, — возразил Игорь, — на Ростов идет автотрасса, как указано в атласе, общегосударственного значения, а на Калязин и далее — республиканского, то есть, видимо, не столь просторная и удобная. По-моему, это имеет существенное значение, особенно если учесть возраст нашей «ласточки»!
Тут вскипел Андрей, не терпевший выпадов против своей машины.
— Если хочешь знать, — прокричал он, так резко нажав на педаль газа, что голова Игоря откинулась назад, — «Запорожец» по проходимости любой другой машине сто очков вперед даст! Даже «Ниве».
— Ну уж не загибай! — солидно заметил Борис. — С «Нивой» тягаться трудно.
Между ними начался горячий спор, густо пересыпаемый терминами «карбюратор», «тромблер», «мост», «мультипликатор» и т. д. Остальные не вмешивались.
«Заболели» машиной Андрей и Борис где-то еще в марте. Родители Андрея являлись счастливыми обладателями старенького «Запорожца». Лет десять эта трудолюбивая букашка работала исправно, а потом сломалась, да так, что ни одна мастерская не бралась за ее ремонт. Умельцы-частники, в свою очередь, брались, но заламывали такие суммы, что было ясно — дешевле купить новую машину. Поэтому отец Андрея загнал ее в гараж, накрыл тентом и махнул рукой. Было это года три назад.
И вдруг в марте, когда Андрею исполнилось восемнадцать лет и в милицейской школе ему выдали автомобильные права, родители торжественно заявили, что машина теперь переходит к нему.
— «Ласточка» теперь моя! — гордо прокричал он, вбегая к Игорю, чтобы поделиться новостью.
— Какая ласточка? — удивился тот.
— Ну «Запорожец»! Родители подарили!
— А почему тогда «ласточка»? — продолжал настаивать Игорь.
— Фу, бестолковый. Так назвали!
— Но все же почему?