За день до послезавтра
Шрифт:
— Этот жив? — спросил высокий, задыхающийся голос за спиной. С неудовольствием оторвавшись от своих мыслей, Турпал попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на того, кто его позвал. Почему по-русски? В поездах, в автобусах, на пересадках среди русских людей они говорили именно так, но сейчас-то зачем?
— Жив, — подтвердил другой голос, тоже срывающийся и тоже молодой. — Это он лейтенанта и Васю с Жекой. У-у, сука! Убью гада!..
Удара Турпал почти не почувствовал, — все заглушало непонимание. Ладно, стоит признать, что его тяжело ранило и остальные оставили его здесь одного. Это было правильное решение. После того как Хаарон, Ильяс и Шаапа расстреляют корпус 3-го и 4-го энергоблоков, они будут удерживать помещение насосной станции. Командовать ими будет Арзу, и пока никто ни в кого не стреляет, он вполне справится. В насосной наверняка еще останутся живые — какие-нибудь техники, монтеры, инженеры. Их выковыряют из углов и комнаток на верхнем ярусе и сгонят вниз, где охранять их сможет даже один человек. Русские постепенно поймут, что активная часть их операции уже закончилась, начнут стягивать спецподразделения, готовить штурм, и в это же время вести какие-то разговоры, выяснять, кто виноват… Тогда Арзу раскроет второй козырь. Вполне возможно, что он заставит отдать и его, своего раненого командира. А может, и нет, — и это тоже будет правильным. Ну что ж, он достаточно пожил, и вернувшиеся расскажут о том, как он умер. Это будет смерть, достойная мужчины… Мункар и Накир [14] не будут расспрашивать его долго: им все будет сразу же ясно по его телу…
14
В арабской мифологии Мункар и Накир — два ангела, спускающиеся в могилу для допроса умершего. Если человек не мусульманин, они подвергают его жестоким пыткам.
Турпал потянулся рукой вниз, по телу, и это потребовало усилий. Снова нечувствительный удар куда-то в ноги. Глупые русские, какая ему разница, если он все равно ничего не чувствует? Чужие, грубые руки лезут за пазуху, выворачивают кругляш гранаты из непослушных пальцев. Глупо…
Январь
Россия сейчас очень опасна. Она не может существовать в новом мире, с новой идеологией, быть европейской страной… Российским государством сейчас управляют злейшие враги человечества, Запада, самой России…
— Коля, вставай!
Судя по ощущениям, было еще слишком рано для воскресного утра, но проснулся Николай сразу.
— Вставай, говорю тебе! Быстрее!
Голос матери явно подразумевал что-то более серьезное, чем остывающая овсянка, поэтому он откинул одеяло и сел на кровати, моргая и щурясь.
— По телевизору…
Он уже всунул ноги в тапки, когда по коридору простучали шаги отца — тоже какие-то неправильные. Стесняться родителей было нечего, и Николай попрыгал на кухню в одних трусах. «Большой» телевизор стоял у родителей, но голос раздавался именно оттуда, из кухни, и в ту же сторону убежала мама, так ничего и не объяснив.
— Кончилось, — произнес отец, переведя взгляд с поющего экрана на застывшего в дверях сына. — Только что. Сказали — ждите специального выпуска в 10.00.
Николай машинально посмотрел на тикающий кругляш под полкой с редко используемыми чашками. Было 9.42 или что-то вроде того.
— Напали на Сосновоборскую АЭС, — торопясь, сказала мама. — Всего несколько слов было каких-то конкретных. Все остальное — сплошь «нет оснований для паники, просьба соблюдать спокойствие». Просто диктор. Мы утренние новости смотрели, а тут…
— Радио!
Не ставший даже ждать, пока отец протянет руку, Николай перекинул рычажок на выставленной из экономии места на холодильник магнитоле. Динамики в унисон взвыли струнными, — как обычно, радио было настроено на «Орфей». Вслепую переключив на короткие волны, он крутанул верньер грубой настройки. Музыка, реклама, музыка. В Питере было штук пятнадцать коротковолновых станций: хоть на какой-нибудь что-то уже известно. Наконец, человеческий голос, взволнованный, почти плачущий. Мама убавила громкость в рекламирующем майонез телевизоре, и теперь слышно стало хорошо.
— …Я не знаю! Ничего не знаю! Подали сигнал «Внимание!» по сети Гражданской обороны — через громкоговорители, и по общей радиосети. И потом — все. На городском кабельном канале темно. Никто не знает ничего. У меня у соседки муж на станции работает — он позвонил ей на мобилу, сказал, что жив, но что там была стрельба и много убитых. А потом отключился, и вообще вся мобильная связь отключилась. Я ни до кого дозвониться не могу. Хорошо, вся семья в сборе! Если бы не воскресенье — я бы умерла, наверное, а так дети дома все…
— Нина, — перебил говорившую еще один женский голос — заметно более молодой. Уверенные интонации выдавали ведущую или диджея: что это за канал, Николай пока не понял.
— Нина, вы слышите меня? Что видно на улице? Вы видите что-нибудь?
— Милиции много! И «скорых». С полчаса назад, или чуть больше даже, — как завыли сирены, одна за другой… И все туда, на станцию… Я ни одного человека сейчас не вижу, но я не в центре живу, у меня улица маленькая. Сирены так и воют, но далеко уже, глухо так…
— Нина, спасибо вам большое! Удачи вам!
Соединение разорвалось, и ведущая скороговоркой повторила для пропустивших, что это был телефонный разговор с жительницей Соснового Бора Ниной. «Того самого Соснового Бора, где, как мы все знаем, располагается АЭС», — зачем-то объяснила она.
— Опаньки… — растерянно сказал вслух Николай. Это точно выражало именно то, что он думал в настоящую секунду.
— У кого из наших знакомых есть дозиметр?
— На каком-то телевизионном канале по утрам показывали радиационный фон, — мать наморщила лоб так, что постарела лет на пять. — И вообще…
Словно сообразив, что можно сделать, она выбежала из кухни и через какие-то секунды вернулась с микроскопическим флакончиком в руках. Полезла в холодильник, добыла пакет молока, наплюхала в чашки, сунула в микроволновку три сразу. Отец смотрел на нее открыв рот. Реклама в телевизоре кончилась, теперь там кто-то немо показывал, как правильно резать салат. Радио разразилось очередным хитом, рожденным гением отечественных знатоков того, что именно нужно народу. Нормальное воскресное утро…
Микроволновая печка гнусаво звякнула и перестала гудеть. После этого выставившая на стол три чашки теплого молока мама аккуратно накапала в них йода и, торопясь, перемешала черенком одной и той же чайной ложки.
— Давайте…
Что сделает в такой ситуации нормальный молодой парень? Начнет возмущаться. Что сделает взрослый мужик? Выпьет, выразив на лице благодарность за то, что о нем позаботились. «Выпей йаду», — сказал сам себе Николай, и едва не подавился противной теплой жидкостью, так его разобрал смех.
Картинка на 13-дюймовом экранчике дешевой «Айвы» прыгнула и сменилась на блекло-желтый фон, знакомый по местным новостям.
— А что мы здесь сидим? — спросил отец, но тут же осекся и ткнул в кнопку пульта, прибавляя звук. Николай убрал радио, все равно за последние минуты не передавшее ничего полезного, и тут зазвонил телефон.