За день до послезавтра
Шрифт:
— …Что бы ни говорили зарубежные эксперты, на самом деле никакой речи об утечках или заражении любого рода не идет. С первого же дня, с того момента, как стало ясно, что уничтоженные террористы имели при себе боеприпасы, снаряженные отравляющим веществом, на месте начали работать сразу две независимые группы специалистов, — относящихся как к Министерству обороны, так и к МЧС. Я со всей ответственностью заявляю, что…
— Заявляет он, — с неприкрытой брезгливостью сказал Сергей, и обернувшийся на него Николай неожиданно поймал странный, оценивающий взгляд Вити. Тот едва заметно шевельнул губами, и сказанное Николай прочел без труда — «химоружие», «вчера». Ну да, конечно: именно вчера он это и упомянул. Вот так и зарабатывается дешевая популярность.
— Хочу также особо отметить, что в ходе нападения на пост охраны ЛАЭС террористы не использовали ни одного боеприпаса, снаряженного отравляющим веществом. Они просто не имели возможности сделать это, потому что были уничтожены буквально за минуты. Все, что было обнаружено среди имеющегося у них оружия, боеприпасов и вещей, было тщательно и многократно изучено. Еще раз повторю: ни малейших следов утечки любого рода не зафиксировано. Все, что они принесли с собой, было снято с их тел неиспользованным. Как вы помните, два дня назад я уже рассказал о том, что один член террористической группы был взят живым. В настоящее время его состояние уже не внушает опасений, и те показания, которые он начал давать, позволяют нам…
— «Не внушает опасений!» — восхитился один из инструкторов, и хмыкнувшая Маша одарила его такой улыбкой, что парень едва не умер на месте.
— Забавно…
Рогозин уступил место какому-то глубокомысленному очкарику, и все одновременно разогнулись. Парень, верховодивший в команде конкурентов (несколько раз за утро его успели назвать Слонотопом), поднялся со скамьи, поставил обе руки на пояс и покрутил поясницей в разные стороны, — как пародия на вдруг увлекшуюся бодибилдингом грацию с яблоком. Николай с удивлением обнаружил, что все «свои» ребята смотрят на него и на Лену. На него — понятно, а на Лену — как на химика, что ли? Смешно, но, восприняв висящее в воздухе напряжение, через несколько секунд молчаливого и удивленного переглядывания инструкторы и Слонотоп со своими сделали то же самое. Все вместе они уставились на них так, что не почувствовать неловкость было трудно. Николай и почувствовал — что не помешало ему спокойно молчать, разглядывая окружающих точно так же, как те зачем-то разглядывали его. Это сработало, и через сколько-то времени такой игры в гляделки так и не понявшие, зачем все это случилось, «Барсовцы» и конкуренты по игровому полю начали обмениваться какими-то комментариями.
— Коль, — позвала его после этого сзади Лена, причем почему-то шепотом. — Что ты думаешь?
— Ты не упустила в начале? Как «О-Вэ» называлось?
Лена назвала.
— Значит, не послышалось. — Николай пожевал губами, с неудовольствием прогоняя через себя обрывки старых знаний. — Плохо.
— Почему?
К склонившейся почти к самому его плечу Лене присоединились сначала Витя, а за ним и Сергей с Лешей Тихомировым.
— Потому что это означает, что это, скорее всего, не самоделка. Если, скажем, фосген… — Николай задумался, не слишком ли он ошибается, но решил, что все верно: когда-то он это точно читал, причем в заслуживающем доверия источнике.
— Фосген — его можно сделать самостоятельно, и я даже знаю как. И Лена наверняка знает — это не требует ни особо сложной технологии, ни слишком экзотических ингредиентов. Хлор — как другой пример. Фактически это тоже ОВ, причем исторически — самое первое, если не считать татаро-монгольских ухищрений. Но эти ребята взяли не их, а такое…
Поймав кожей чей-то внимательный взгляд, Николай поднял голову, обнаружив слушающего его «Барсовца» в каком-то метре сбоку.
— Такое, — закончил он уже тише, — за которое мы теперь долго будем отмываться.
— Мы — это кто? — поинтересовались сбоку. Он даже не стал оглядываться, чтобы посмотреть, кому принадлежит голос.
— Да мы все, — глухо объяснил он, удивляясь, что кто-то мог это еще не понять. — Русские.
Конец января
Есть вещи поважнее, чем мир.
— Вот уж не предполагал, что мне придется услышать такое! — Вице-президент был действительно искренне поражен и не собирался этого скрывать. До сегодняшнего дня он считал, что неуступчивость германского кабинета обусловлена лишь одним — стремлением заполучить кусок побольше в будущем победном пироге. Именно поэтому, в глубине души ничего против столь разумного подхода не имея, он принял приглашение на личную встречу. Аналитики Белого дома были полностью согласны с его предположениями, тем более основанными на их собственном анализе, и после обсуждения с президентом был подобран целый спектр уступок и льгот, на которые США были готовы пойти. Без бундесвера и люфтваффе в ближайшие годы абсолютно точно не обойтись, и это стоило любых денег и любых поблажек. Но теперь вдруг оказывается, что Меркель и Рёслер на самом деле не хотят участвовать в умиротворении зарвавшихся и возомнивших о себе Бог ведает что соседей по континенту, — и вот это было неожиданным и странным.
— Я вырос на книгах Руделя и Меллентина, — сказал он почти с гневом. — Мне и в голову не могло прийти, что германский народ выродился в трусов и…
Филипп Рёслер встретился с вице-президентом США глазами, и при этом неожиданно оказалось, что, несмотря на рост и происхождение, на труса он не похож совершенно, — поэтому Байден замолчал. Профессиональный политик, дипломированный врач и экономист, действующий вице-канцлер Германии не нуждался в переводчике, чтобы понять сказанное правильно. Но при всем этом иметь переводчика в настолько важном разговоре было необходимо, и он потратил еще минуту, прежде чем кивнул, окончательно удостоверившись в том, что расслышал американца верно.
— Хорошо, Джозеф, — сказал он, поднимаясь. — Пойдемте со мной. Мне нужно вам кое-что показать прямо сейчас.
Ехать пришлось минут сорок, потому что полиция не успела расчистить улицы столицы от толп народа. Было воскресенье — с ясной погодой, но слишком теплое, чтобы кататься на лыжах где-нибудь в дальних пригородах Берлина, и еще слишком холодное, чтобы ехать на пикники. Поэтому город и был полон праздношатающихся людей.
В машине Джозеф Байден несколько раз пытался завести разговор, все более и более раздражаясь на идиота-вьетнамца, забравшегося в неполные 40 лет на такой высокий пост и теперь пытающегося играть с ним в какие-то свои игры. Вместо того чтобы сделать все так, как требуют интересы мирового сообщества. Но Рёслер молчал, глядя куда-то в пространство перед собой. Это было настолько оскорбительно, что вице-президент США поклялся себе, что вне зависимости от того, чем закончатся эти нужные, но принявшие какой-то неожиданно бредовый оборот переговоры, на следующих выборах кандидатура Рёслера вызовет уже только недоумение.
— Это здесь.
Кортеж лимузинов остановился на маленькой площади аккуратной немецкой деревушки, с установленной прямо в ее центре некрупной конной статуей какого-то германского принца с саблей в воздетой руке. Сорок минут от занятого правительственными учреждениями района Берлина на хорошей скорости — фактически это была даже не деревня, а просто спальный район для небедных клерков и «белых воротничков» из столичных учреждений.
Вице-канцлер и вице-президент вышли из лимузина, окруженные редким кольцом телохранителей. Несколько туристов и местных жителей, остановившихся при появлении на площади увенчанных флажками представительских «Ауди», защелкали фотокамерами, и Байден, так и не понимая происходящего, машинально помахал им рукой.
— Это деревня Каппесдорф, — негромко произнес Филипп Рёслер. — Вы знаете, я родился не в Германии. Но когда мне было 12 или 13 лет, я провел в этом месте лето, и кое-что, что я увидел, я запомнил на всю жизнь. Вам это тоже стоит увидеть.
Они прошли по вытертым булыжникам в дальний край площади, где под флагштоком с вяло обвисшим германским триколором стояла врытая в землю широкая диабазовая плита. Телохранители придержали туристов, и вокруг образовалось около десятка ярдов пустоты. «Возложение венков? — смутно подумал Байден. — Почему сейчас?»