За день до послезавтра
Шрифт:
«Дура», — сказал вице-президент про себя, с удовольствием глядя на то, как популярнейший политический обозреватель Би-би-си изо всех сил старается не сморщиться. Кофе в находящейся в руке Джозефа Байдена кружке был горячим, и его по-прежнему было много, — это уж не говоря о том, что он был по-настоящему хорошим. Поэтому комфорт ощущался всем телом, — как будто он все еще был в сердцевине теплого и прочного бронелимузина.
— …Таким образом, вопрос о закрытии большинства американских военных баз на территории Германии можно со всей уверенностью назвать решенным. Многомесячный спор о плюсах и минусах этого решения не прекращен до сих пор. Более того, можно предположить, что дискуссия о военных, политических и экономических аспектах этого решения будет вестись еще долго — настолько велико влияние американского военного контингента на расстановку сил в Центральной Европе. Но смена основного района дислокации группировки армии США в Европе с центрального на восточноевропейский, пусть еще не начавшаяся, уже привела к очередному витку обострения отношений России как непосредственно с США, так и с ее собственными восточными соседями…
Байден усмехнулся. Россию не любит никто. Но за последние годы она растеряла и тот запас доброжелательности, который оставался по отношению к ней хотя бы у кого-то из европейцев. Самое забавное — что это практически ничего не стоило ни одной стороне. Ситуация была беспроигрышная. Армия США впервые делает шаг через порог казарм стран — членов бывшего Варшавского договора, — и русские возмущены. При этом всем совершенно понятно, для чего США этот шаг делает, поэтому политики Польши, Чехии, Румынии и Грузии возмущены еще больше. Россия не имеет никакого права указывать им, кого пускать на активно строящиеся базы на своей территории, а кого не пускать. Пребывание несущего с собой не только политический вес, но и полновесные деньги «контингента безопасности» — это их личное дело, потому что десятилетия диктата воли Москвы ушли в прошлое. И только тугодумие русского медведя не позволяет тому понять, что эти годы не вернуть уже никогда. Вдобавок это же самое тугодумие не позволяет ему осознать тот простейший факт, что его «выражений озабоченности» и «протеста» ждут с нетерпением. Потому как эти протесты демонстрируют всем ясно и четко — русские понимают только язык силы, больше никакой. И сейчас русские боятся. А более сладкого чувства для сердца нормального восточноевропейца за последние триста лет не придумал никто: ни демократ, ни либерал, ни монарх из последних еще настоящих. Более того, промолчи вдруг русские — и это тоже было бы проявлением их боязни. И к этому тоже все были готовы — с расписанными политтехнологами вариантами «заявлений относительно» и «обращений к». Не понадобилось — хорошо. Этот вариант в любом случае был запасным: было ясно, что обнаглевшие за те же последние годы русские не смолчат и на этот раз. Но он существовал, и это было правильно. У настоящего политика должны быть готовы все возможные типы реакции на любую реакцию своих политических соперников. Кроме самой уж неподходящей к тому, что описывается на страницах газет и комментируется с телеэкранов, — но и это тоже справедливо, потому что иначе не проигрывала бы ни одна сторона. А так не бывает. Потому как та сторона, которая контролирует телеэфир, выигрывает в наши дни все.
— Господин вице-президент…
Командир группы охраны просунул голову в дверь, и Джозефу Байдену на мгновение показалось, что тот прочел мысли на его собственном тепло улыбающемся лице: так демонстративно спокойно бывший флотский «морской котик» оглядел обстановку.
— Да, Вильям?
— Мы закончили осмотр. Извините, что это заняло столько времени, но я счел, что…
— Все верно, Вильям. Все верно. Здесь Европа. Кто знает, кому… И самим немцам, и бывшим «штази», которые могли оставить здесь «жучки» со времен Картера. Еще ламповые, между прочим. И русские тоже. Уверен, они отдали бы треть своего военного бюджета за возможность послушать, что тут говорится.
— Разумеется, господин вице-президент.
Офицер ни малейшим напряжением лицевых мышц не выдал, что удивлен монологом своего принципала, и внимательно разглядывающий его лицо Байден удовлетворенно хмыкнул.
— Позови мне Таню. И приготовь контур по тому кабинету сбоку от моей спальни.
Командир группы охраны, которого вице-президент с самого первого своего дня на должности не называл иначе, как полным именем, исчез. Дверь он плотно прикрыл за собой, но через мгновение она открылась снова. Секретарша вице-президента даже не стала произносить формальные слова: она просто ждала. Джозеф Байден знал, что Таня — это сокращенное имя от грузинского Татана, но у нее оно было полным. Почему-то мода на восточные и даже восточнославянские имена устойчиво держалась в среде афроамериканцев уже лет сорок.
— Третьего секретаря нашего посольства ко мне. В затененной машине. Советника президента по национальной безопасности. Отдельно. Первым я приму того из них, кто появится раньше. Кабинет — тот, который рядом со спальней на первом этаже. Уровень секретности — максимальный.
Почти незаметно кивавшая после каждой его фразы секретарша мягко закрыла блокнот. Затем, выждав короткую паузу в предположении, что он скажет что-то еще, исчезла. Максимальный уровень секретности в приложении к остальной части вводной вовсе не означал того, что теперь Таня должна была переодеться во все черное, намазать лицо зеленой пастой и извлечь из-под узкой юбки верный «магнум». Это просто значило, что кофе приготовить нужно было заранее, его должно быть много, и он должен быть в подогревателе. Заходить в кабинет к вице-президенту было нельзя, даже если сам президент Обама будет гарцевать под дверью на мустанге, размахивая лассо и издавая, что там издает нормальный ковбой, так и не ставший президентом. Предполагалось, что исключением могут стать только поводы, имеющие ранг, аналогичный высадке китайских войск на Тайвань или вторжению Азербайджана в Армению…
Вице-президент снова усмехнулся, — снова своим собственным мыслям, но на этот раз гораздо жестче. Он уже входил в нужное настроение — весело-боевое, как и должно быть в часы, когда затеваешь операцию подобного уровня риска. И сулящую бенефиты такого масштаба. Впрочем, так оно и должно быть — расчет, риск, напряжение политической схватки, месяцы тяжелого ожидания и каждодневной борьбы… За проценты рейтинга администрации, за уступки врагов и союзников, которым всегда надо что-то от тебя… И потом победа. Иначе не бывало.
— Господин вице-президент… Советник сообщил, что будет через сорок минут, в настоящее время у него встреча с группой министров германского правительства. Третий секретарь посольства будет через десять.
— Спасибо, Таня.
Байден проводил взглядом вновь исчезающую за дверью не слишком стройную фигуру секретарши и вернулся к своим мыслям. Первое решение — всегда самое верное. Так обычно верна оказывается самая первая догадка, как бы странно она иногда ни выглядела. Время от времени об этом приходится напоминать себе, но в конце концов так оно и выходит — практически без исключений. Значит, как бы дико ни выглядела мысль, пришедшая ему в голову в те секунды, когда он, злой и раздраженный, сидел в лимузине на обратном пути от той дурацкой могилы… Как бы странно она ни звучала в якобы цивилизованный и несомненно просвещенный XXI век, она была именно тем, что подсказывал ему опыт, даже бессознательный. И она была красивой. Даже своими первыми, самыми пунктирными наметками. Красивой. Элегантной. Как и должна.
— Наш разговор будет недолгим, Винсент, — произнес вице-президент через 15 минут, когда третьего секретаря посольства США в Германии провели в его кабинет, а формальные представления и фразы закончились. — Но последствия его могут быть настолько серьезны и многозначны, что будут отражаться на мировой политике еще долгие годы после того, как нас не станет.
Третий секретарь посольства, он же полномочный руководитель европейского бюро Агентства Национальной Безопасности Винсент Дж. Симеон, сидел прямо и смотрел на вице-президента. Смотрел он не просто внимательно, а не мигая и даже, кажется, не дыша. Ну что ж, сейчас был его звездный час. Разгром европейских резидентур СССР, Восточной Германии и прочих прокоммунистических государств Восточной Европы стал пиком карьеры его предшественника. Но последовавший за тем «золотой дождь» наград и высоких постов может показаться ничем по сравнению с тем, что достанется этому человеку и его людям в случае успеха всего предприятия. Успехом, который на самом деле почти предрешен, — проблемы могут быть только в частностях.
— Да, господин вице-президент.
Глава европейского бюро АНБ был почти на десять лет младше Байдена, но выглядел еще моложе. Вероятно, последствие профессионально поставленной физической подготовки в молодые годы. То есть чего-то, чего не было у вице-президента, не сумевшего в лучший период своей жизни как следует сбалансировать умственные нагрузки с физическими. Но глаза у него были старыми. Умными, спокойными, выражающими уважение и ожидание, но при этом старыми.
— Что бы ты сказал на следующую вводную…
Он все же сделал паузу, как бы прислушиваясь и к себе, к своим ощущениям, — и к происходящему вокруг.
— Русские готовят операцию по физическому устранению кого-то из членов верхушки германского правительства. Вероятнее всего — вице-канцлера Филиппа Рёслера. Насколько велики у них могут быть шансы на успех?
Секунду высокий человек с серыми глазами старика молчал, а потом осторожно и негромко спросил:
— Как я должен воспринимать эту… вводную?
— Как информацию. Пока непроверенную. Но исходящую из источника, имеющего достаточно высокий уровень доверия, так что мы в любом случае должны воспринять ее серьезно.