За день до послезавтра
Шрифт:
— Я только не вполне понимаю, что они так рано начали, — отметил Леша «Тихий». — До выборов тогда еще годы и годы были. А сезон как раз был такой, что неясно было: станет президент раздавать Курильские острова направо и налево или нет. 2003–2004 годы — это, значит, самое начало его второго срока, так?
— А потому что «капельная пропаганда», если вы знаете такой термин. Про теннисиста Бориса Беккера и полсотни его девок, заявляющих теперь, что он является отцом их ребенка, и требующих генетической экспертизы — это все помнят. Про Майкла Джексона, слишком долго держащего на коленях детишек и как-то неправильно их гладящего по головкам — в общем, тоже. Так что этот фильм отнюдь не все на полном серьезе восприняли, не думайте. Как и твой собственный, Колька, — про несчастных овечек. Но как в одном, так и в другом случае какая-то фракция людей зафиксирует глубоко в подкорке, что русские большие бяки. Вот и все дела. Десять-двадцать таких фильмов в течение одного президентского срока — и никакие наши борьба за мир и взносы на спасение китов приниматься в расчет уже не будут. А размазываются подобные фильмы по бюджетам десятка стран, вплоть до той же мелко плавающей Голландии. И делаются отнюдь не по заказу Мальтийского ордена или каких-нибудь масонов, а исключительно добровольно, на общественных началах и от переполненности эндогенным энтузиазмом. Verstanden?
Николай посмотрел на вещающую Лену с сомнением. Лицо у нее было сильное и властное, а глаза умные, но выбивающийся из-под шапочки с помпоном белокурый начесик не вязался с уверенным тоном совершенно, и это смазывало впечатление. Так иногда кандидата в депутаты губит неудачно подобранный женой галстук.
— Ты последний несогласный, — ткнул его в бок слева вечно оптимистичный Леша. — Все остальные уже вообще внимания не обращают на такую ерунду. Расслабься. Все нормально. Документалистики о достижениях народного хозяйства и наших успехах в космосе ты уже не дождешься — прошли те времена.
Тут оставалось только хмыкнуть. «Те времена» с плывущими по полям пшеницы комбайнами в единственной телевизионной информационной передаче он помнил отлично. Они не повторятся. Какими же будут новые — предугадать было невозможно вообще. Мир менялся настолько стремительно, что адаптивности, пластичности мозга просто не хватало, чтобы в полной мере и «в режиме реального времени» отслеживать его трансформацию. А старый опыт при каждом повороте оказывался практически бесполезным.
Николай глядел на продолжающих лениво переговариваться и пересмеиваться друзей, и ему отчаянно хотелось верить в то, что все правы, а он нет. Как говорится, «если ты трезв, но три джентльмена говорят тебе, что ты пьян — иди домой и ложись спать». Впрочем, одного хотения оказывалось уже недостаточно. Деталей накапливалось слишком много, чтобы их можно было отмести, находясь на таком взводе. Выход? А его просто не было. Ему не верили родители, не верили те приятели, с которыми он пытался хоть как-то поделиться болящими, как нарыв, мыслями. Его не основанный ни на чем, кроме интуиции и собственного понимания «критической массы» данных, анализ не слишком впечатлил даже его настоящих, самых лучших друзей. Ну так и что же… Пусть выхода не имелось — путь, во всяком случае, был.
«Делай, что должен, и будь что будет».
Середина февраля
Мы не нашли в России никого, кто бы сказал, что там — демократия.
Покушение на жизнь вице-канцлера Федеративной Республики Германия Филиппа Рёслера состоялось 16 февраля 2013 г., в 10 часов 35 минут утра. Бронированный лимузин вице-канцлера остановился на красный цвет на перекрестке Аллеи Кайзерины Аугусты и Бюссельштрассе, когда с покачивающегося в неторопливом течении Шпрее катера по нему был произведен одиночный прицельный выстрел. Река делала рядом крутой изгиб, сама аллея изгибалась гораздо более полого, но, вместе взятое, это ориентировало их так, что покушавшиеся смогли стрелять с поверхности реки. Их единственный выстрел дал попадание в стоящую на упирающемся в набережную Т-образном перекрестке машину. Граната из штурмового гранатомета поразила «Ауди» в верхнюю часть остекления и пробила полтора сантиметра прозрачной брони с такой легкостью, будто это была промасленная бумага. Между тем дистанция, с которой был произведен выстрел, составляла около 120 метров. Можно предположить, что дующий в это утро над Берлином порывистый ветер был чуть более сильным над Шпрее, чем в целом по городу — все же попадание было не идеальным. Но то, что оно пришлось в проекцию переднего пассажирского сиденья (то есть в отсек, отделенный от расположения главного пассажира броневой перегородкой), никакой роли уже не сыграло. Боеприпас был термобарическим, и его срабатывание за преградой привело к тому, что за доли секунды лимузин превратился в безумное подобие огненного цветка, из которого в разные стороны били столбы и струи ярко-белого пламени. Температура внутри основного броневого контура машины достигла настолько высоких значений, что протектированный бензобак сдетонировал уже буквально через долю секунды: но каким бы странным такое ни казалось, десятки свидетелей успели уловить этот момент. Ревущий росчерк с воды, вспышка на черном стекле, затем тут же, без паузы, все внутри большого автомобиля превращается в бьющееся белое пламя — и только после этого бензобак взрывается и машину швыряет вверх и вбок.
В автомобиле вице-канцлера погибли три человека: он сам, его личный телохранитель и личный шофер-телохранитель. Еще один охранник, мотоциклист наряда дорожной полиции Берлина, погиб там же, как и трое пассажиров находившейся рядом машины. Эти трое были гражданами Германии и рядовыми жителями города, и их незавидная судьба была просто печальным побочным эффектом той же трагедии. Еще семь человек (среди них еще один мотоциклист эскорта, остальные были случайными прохожими) получили ранения и ожоги разной степени тяжести. После первичной сортировки в госпиталях Берлина состояние по крайней мере двоих было оценено как «критическое», что позволяло предположить, что общее число жертв покушения на вице-канцлера может возрасти уже к вечеру того же дня.
Первое сообщение о мощном взрыве на Аллее Кайзерины Аугусты прозвучало по «Kaufradio» уже через две минуты после гибели вице-канцлера: один из шокированных увиденным свидетелей позвонил с мобильного телефона и был пропущен непосредственно в прямой эфир. Еще через минуту похожее сообщение пошло в радиоэфир из студии «Metropol FM». Затем описание увиденного чуть более подробно прозвучало на «Berliner Rundfunk 91.4», а потом возникла пауза: буквально за минуты прошедший всю необходимую цепочку приказ с этого момента остановил бесконтрольное разглашение имеющих отношение к безопасности государства сведений в необработанном виде.
Слухи о гибели собственно федерального канцлера Ангелы Меркель, мгновенно распространившиеся по стране, умерли тут же. Уже в 11.15 сама канцлер выступила в обращении к германскому народу, прозвучавшему по всем каналам государственного телевидения Германии и многим кабельным, разорвавшим сетку вещания ради экстренного сообщения. Это же выступление было полностью транслировано по крайней мере тремя десятками немецкоязычных радиостанций, включая платные каналы «цифрового радио» и доступные к приему во всем мире станции живого интернет-вещания. Нельзя было сказать, что канцлер выглядела и звучала как потрясенный, шокированный человек. Наоборот, обращение канцлера впечатлило многих своей напористостью, уверенностью интонаций и волей. Тем не менее скрывать свои эмоции канцлер явно не собиралась. Сказанное ею явно не было произведением спичрайтеров: слова шли от самого ее сердца, — сильные и четкие своей законченностью, как обточенные морской стихией валуны.
— Кем бы ни были эти неизвестные пока убийцы, — говорила глава германского правительства, глядя прямо в глаза тысячам застывших перед экранами людей по всей стране, — кем бы ни были заказчики этого чудовищного злодеяния, они могут быть уверены: их поступки не останутся безнаказанными. Германский народ, его вера в прогресс и свободу не могут быть сломлены одним предательским выстрелом — даже если он приходится в самое наше сердце. Мы не допустим, чтобы хоть кто-то смел позволить себе наслаждаться нашим горем долго. Тот, кто поднял руку на сильнейшую страну в Европе, заплатит за это — и заплатит дорого.
Выступление канцлера слушали многие миллионы людей, и очень немалая их доля прослушала его еще раз, когда с получасовым опозданием речь была транслирована Евровидением на всех семи официальных языках сети своего вещания. Аналогично большинство германских телеканалов и телевидение Люксембурга повторили обращение федерального канцлера к народу в полдень — на этот раз в записи, дополнив жесткую и страшную речь Ангелы Меркель комментариями политиков и обозревателей. К этому времени новость о гибели вице-канцлера от рук вооруженных убийц активно циркулировала в новостях уже не только соседних Бельгии, Голландии и Дании, но и всего мира.
Одним из немногих мест, где в эти часы не обращали никакого внимания на бушующую в эфире бурю эмоций, стали помещения, выделенные в здании собственно бундестага группе Sonderstab-1 — руководству спешно сформированной межведомственной кримгруппы. Интересно, что на русский язык этот неизвестно как дошедший до журналистов термин в сопровождающих выпуски новостей комментариях ошибочно перевели как «специальный штаб», хотя слово скорее означало все же «экстренный». В любом случае полицейским и контрразведчикам в эти первые часы было не до телевизионных передач, какими бы важными они ни были для судьбы Германии и всей Европы. Выходило так, что убийцам удалось скрыться с места преступления. Согласно данным, полученным при допросе по крайней мере двоих не пострадавших при взрыве свидетелей, катер начал двигаться на восток, по изгибу Шпрее практически непосредственно после так и оставшегося единственным выстрела и при этом до собственно момента попадания. Большую скорость он не набирал, но почему-то уцелевшие полицейские не сумели не то что «организовать огневое противодействие», но даже просто открыть огонь до момента, когда он ушел за изгиб набережной. Вероятно, это объяснялось простым отсутствием необходимого рефлекса, хотя формально группа полицейских эскорта считалась вполне подготовленной в необходимом отношении. Но рефлекс на преследование у них был, и двое офицеров (точнее — обермейстер и гауптвахмистр полиции) начали погоню почти немедленно после того, как осознали, что возможность оказания помощи принципалу отсутствует. Тем не менее, когда их ревущие мотоциклы вылетели на позволяющую просматривать фарватер прямую часть аллеи, людей в медленно идущем в том же направлении катере уже не было. Вся последовательность событий на короткий период времени от выстрела до картинки «пустой катер медленно движется по Шпрее» была реконструирована по секундам и проверена многократно — с этого в кримгруппе, собственно, и начали. Но факт оставался фактом: в 25- или 30-секундную паузу, в ходе которой за катером никто не наблюдал, покушавшиеся с его борта исчезли. «Никто» при этом включало многие десятки уже опрошенных непосредственных свидетелей покушения и жителей домов, выходящих окнами на набережную. За два часа после событий на Аллее Кайзерины Аугусты обращение полиции к жителям и гостям Берлина было передано по государственному телевидению трижды, а по большинству местных каналов радио — по крайней мере раз пять. В коротких, зачитываемых напряженными дикторами сообщениях, граждан просили докладывать в полицию о любых известных им сведениях, способных помочь следствию. Некоторые члены «экстренного штаба» следственной группы питали определенную надежду, что это поможет заполнить полуминутный «пробел» в реконструкции событий, — но показательно, что среди них не было ни одного профессионального гражданского полицейского. Шквал звонков, обрушившихся на многоканальные линии в последующие десятки минут, только подтвердил ожидания профессионалов: при всем разнообразии полученных сведений, о катере и тех, кто на нем находился, не было сказано ни одного нового слова.