За день до послезавтра
Шрифт:
— Если взять мотор от «Мерседеса», шасси от «Фольксвагена» и корпус от найденной на свалке старой модели «Баварских Машиностроительных», то получившаяся в итоге машина будет все же не «Трабантом».
С секунду руководящий директор полиции глядел прямо перед собой, переваривая аналогию. Не то чтобы он не понял ее сразу, но с подобными «проекциями» он не сталкивался слишком уж давно. Пожалуй, со средних классов школы своего старшего внука. Учебники для учеников подобного возраста содержали много таких аналогий. Что ж, пожалуй, не просто так считается, что военные — это в большинстве мальчишки-переростки. А тому, что они играют в слишком дорогие и страшные игрушки, значение в наши дни придают далеко не все. Как и тому, что их игры обычно заканчиваются не кровавыми ссадинами, разбитыми носами и плачем, а пожарищами. Которые с такой скоростью охватывают тысячи квадратных километров, что с одобрением наблюдавшие за их играми обыватели просто не успевают понять, почему именно вдруг запылали их собственные привычные дома. И почему вдруг веселые и сильные ребята превратились в озлобленных, ненавидяще глядящих на всех вокруг инвалидов, ковыляющих между засыпанных обгоревшим мусором развалин. Развалин, тянущихся на многие километры во все стороны — сколько видит глаз.
— Как бы этот гибрид ни назвали, где бы его ни собрали, ездить относительно быстро и мягко он будет, лишь если его собирают инженеры со всех трех заводов, заблаговременно сведенные вместе для работы над общим проектом. Если чертежи шасси купят, кузова украдут, а мотора — подсмотрят, то собранный в единое целое автомобиль не проедет и десятка километров, будь он хоть целиком обвешан звездами «Мерседеса».
— Что?
Карл проморгался, изо всех сил пытаясь правильно понять вытащенную из услужливой оперативной памяти прослушанную фразу. Майор, оказывается, все это время внимательно смотрел прямо на своего собеседника, и у руководящего директора полиции вдруг создалось неприятное, некомфортное ощущение того, что тот знает, о чем он только что думал. Картинки из детства — непростого послевоенного детства немецкого ребенка. О том, что ему приходилось тогда видеть каждый день, не имеет представления даже не просто «современное молодое поколение», взятое целиком. Во все это наверняка в глубине души не верит даже вот этот стоящий перед ним человек: слишком молодой, чтобы видеть это самому, и слишком уверенный в себе, чтобы просто верить. Натренированный, умный, с памятью и лицом молодого Блюхера, каким его изображали на немногочисленных портретах донаполеоновской эпохи. Почти наверняка.
— Но ведь собрать такой гибридный, не похожий ни на что из известного вам гранатомет могли все же где угодно? Да, как эту машину, если мы примем такую аналогию. В конце концов, это не современный истребитель. Это всего лишь гранатомет — труба с примитивными прицельными приспособлениями и рукояткой со спусковым устройством. Иранцы строят атомную электростанцию и испытывают тактические ракеты. Китайцы самостоятельно изготовляют и запускают на орбиту спутники связи и «тайконавтов». Индусы и южноафриканцы владеют атомным оружием. Это не пример?
— Это общее заблуждение. Боеприпас к гранатомету, как и сам современный гранатомет, — сложнейшая конструкция, почти произведение искусства. Результат труда десятков конструкторских и испытательных групп. Вершина пирамиды, в основе которой лежит материаловедение и технология производства десятков деталей и узлов самой разной конструкции. Это годы и годы работы, миллионы и даже миллиарды евро. Именно поэтому собственного оружия такого класса никогда не будет ни у арабов, ни у мексиканцев, ни у румын. Полноценный штурмовой гранатомет пока создали только русские: наши собственные разработки не сумели догнать их даже за те 15 лет, в ходе которых они не делали вообще ничего. В то, что русские втайне, не проводя заказы по контрагентским производствам, без ставших известными нам испытаний смогли сделать новый, я поверить могу, пусть это и унижает меня как офицера разведки. В то, что это оружие могло бы с одного безошибочного выстрела перевернуть нашу страну с ног на голову — тоже. А вот в то, что они выбрали совершенно новую, не отработанную «в поле» модель для столь серьезного, не допускающего ошибок дела, вот в это уже нет.
— Значит?
Теперь руководящий директор полиции подался вперед. Наконец-то они дошли до дела.
— Оружие, едва-едва вывезенное за порог завода, принадлежащее к опытной партии, — это, несомненно, «полуфабрикат». Доводить его до состояния, пригодного к реальному применению в бою, — это годы. Значит, они не могли на него положиться, это просто невозможно. Это противоречит любому…
— Русские любят противоречить любой логике, — резко оборвал его начальник Sonderstab-1. Теперь их почти флегматично ведущийся диалог превратился во что-то, похожее на схватку двух теннисных мастеров, вырвавшихся к передней линии, к самой сетке.
— Да, но не в тех случаях, когда речь идет о стреляющем и летающем железе. В этом они удивительно адекватны. Признаюсь — на зависть многим. Почему вдруг так получается раз за разом, — об этом судить не мне: но это факт, который вдруг стало модно игнорировать. Об этом не принято говорить или принято говорить с презрительной усмешкой… Но нам есть чему поучиться у русских. И всегда было.
Руководящий директор полиции сидел не шевелясь. Вот так оно и бывает, что человек, которого ты походя определил для себя как самолюбивого сноба из вскормленного на стероидах поколения, вдруг оказывается действительно способным серьезно думать.
— Мы ударились в философию, — сухо заметил он. — При том, что время для этого самое неподходящее. Ваши заключения я принял к сведению, хотя логика мне отчасти так и не стала ясна. Каковы будут ваши выводы из всего этого?
— Я не должен делать выводы, — покачал головой майор. — Заключений достаточно вполне. Функция моих людей здесь не подразумевает…
— Как именно использовать мозги вас и ваших людей, решать буду я. — Эту фразу Карл Эберт произнес уже совсем скучным тоном. — В данный момент я приказываю вам сделать выводы из вводных о том, что оружие политического убийства русское, что оно относится к неизвестному вам типу, что оно было использовано в центре Берлина и что…
Договорить эту и так уже переусложненную фразу он не сумел: в дверь буквально ворвался оберкомиссар полиции. Выражение его лица было таким, что уловивший его отражение на лице своего собеседника майор развернулся на месте, продемонстрировав завидную живость.
— Взяли! — выпалил оберкомиссар, демонстрируя такое возбуждение, будто он только что лично проложил прямую дорогу к скрывшимся убийцам. С опозданием в несколько секунд в распахнутую дверь вбежали и вошли еще несколько полицейских в чинах от криминального советника до гаупткомиссара речной охранной полиции. Почти одновременно на столе руководящего директора полиции начал сигналить почему-то длительное время молчавший телефон, и происходящее в комнате тут же превратилось в выездную сессию сумасшедшего дома — как ее представляют в дешевых телевизионных комедиях.
Как выяснилось, несколькими часами ранее двадцатилетний Дерек Йетер умудрился успешно уйти от накрывшего его в каком-то заплеванном баре патруля. Сведений об этом начальник «экстренного штаба» не получил, и теперь это привело его в незаметную со стороны ярость. Те из полицейских добившейся сейчас успеха «городской группы», кто думал, что результат все спишет, ошибались, но для просветительского курса сейчас был просто неподходящий момент. Это был тот самый минус работы большой команды, собранной из никогда не работавших вместе подразделений, — минус, который вполне можно было предугадать. Но сейчас они буквально захлебывались деталями. Завидев входящих в бар полицейских, парень проявил несомненное чутье, тут же бросившись во всегда открытую в этом заведении заднюю дверь. Та была прикрыта целой анфиладой тканевых и стеклярусных занавесок, и к моменту, когда среагировавшие всего с секундной задержкой полицейские выпутались из них, он уже ушел. Исчез из заднего двора, заваленного полусгнившими картонными коробками и пустыми алюминиевыми бочками из-под пива. Куда он делся, было неясно, но доклад «наверх» о том, что Йетер ушел, был «отсечен» на каком-то из промежуточных этапов: в этом руководящему директору полиции еще предстояло разобраться. Пока ему было ясно только то, что именно произошедшее убедило многих в причастности молодого наркомана к убийству вице-канцлера. Никакой прямой связи между этими двумя «точками» не имелось, но так уж вышло, что погоня за случайно попавшим в сферу их интересов сопляком на целые часы увлекла значительную часть полиции города. При этом полиция умудрилась развить такую активность, что ее хватило бы на вскрытие целой резидентуры мусульманских террористов. Опять же — весь масштаб операции по поимке одного перетрусившего молодого человека стал понятен руководящему директору полиции только сейчас. Впрочем, после нескольких долгих секунд размышлений на фоне непрекращающихся монологов докладывающих Карл Эберт сообразил, что как раз в этом ничего особенного не имеется. В конце концов, вовсе не он руководил федеральной полицией — он был всего лишь начальником временной, созданной для выполнения одной задачи структуры. Но значение этой должности было столь велико, что когда он выдал указание представить конкретного человека с конкретными данными регистрации для допроса в интересах ведущегося расследования, это было принято с высочайшей мерой серьезности. В данном случае — излишней. И не вина полицейских, привыкших к самым настоящим преступникам, что «возможно причастный к…» молодой дурак повел себя именно так, как повел бы себя «тот самый» человек, действительно понимающий, что происходит. Тот самый террорист или активный пособник террористов.
Итак, на бар «диспетчер» или «разводящий» сводной кримгруппы был наведен показаниями кого-то из дружков Йетера. То, что этот молодой человек (такой же оболтус, как и сам Дерек) выказал похвальное благоразумие в разговоре с криминальным ассистентом, было нормально. Полицейский знал, что время дорого, и сразу описал ему все перспективы отказа в сотрудничестве по столь важному делу. Но Дерек Йетер оказался не лишен как интуиции, так и достаточно длинных ног и оставил полицейских ни с чем. Как уже говорилось, это окончательно убедило занятых непосредственно охотой офицеров и рядовых полицейских в том, что они заняты важнейшим делом: ловлей человека, который если и не стрелял в вице-канцлера сам, то вполне может вывести на тех, кто стрелял, или передавал оружие, или сдавал квартиру внаем — любой из этих и многих других вариантов. Понятное дело, через четверть часа после того, как недооцененный сначала парень исчез из бара (между прочим, бармена и официантку допрашивали до сих пор), микрорайон был перекрыт наглухо.