За день до послезавтра
Шрифт:
В бронированную дверь стукнули дважды, и водитель спереди повторил этот стук, так же дважды глухо ударив в разделяющую их перегородку. Причем ударил он явно затылком, точнее, каской. Было понятно, что связи нет. Но в отличие от них водитель хорошо видел, что происходит снаружи. Капитан открыл замок, предусмотрительно придерживая винтовку свободной рукой. Ее ствол смотрел точно в открывшийся проем.
— Сэр? — осторожно спросили снаружи.
— Все нормально, Майкл.
— Я рекомендую вам выйти и посмотреть.
— Мы выходим.
Капитан не стал вкладывать винтовку в зажимы, а взял ее с собой, спрыгивая с пылеотбойного порожка дверцы. Тоже правильно. Сам он засунул пистолет в кобуру, не разряжая, и тоже вышел. Как генерал уже понял раньше, они были на самой границе города — ярдах в трехстах впереди, у входа на двухуровневую дорожную развязку, торчал монументальный бетонный знак с его названием, как принято у русских. А вот самой развязки не было, или почти не было. Хертлинг присвистнул, оценив размеры заряда. Около 500–550 ярдов до центра развязки, еще около 50 или даже больше они прошли, пока тормозили. То есть почти треть мили — а их так тряхнуло.
Столб дыма и пыли поднимался вверх, как дым вулкана. В нескольких местах в его основании что-то горело. И можно было даже догадаться,
— «Камень», — произнес один из офицеров группы эскорта. — Почти наверняка «Камень». Боеголовка весом 1060 фунтов. Осколочно-фугасное снаряжение…
Все одновременно посмотрели в одном и том же направлении. Если бы взрыв был ядерным, они, скорее всего, не уцелели бы. Если бы снаряжение ракеты было химическим — выли и заливались бы системы «сигнализации о химическом нападении», установленные на всех четырех машинах. Даже если часть электронных систем их собственной командно-штабной машины была повреждена в результате удара, это вряд ли случилось во всех трех других. А «обычное» кассетное снаряжение сожгло бы, конечно, технику, но не обрушило бы второй уровень развязки на первый, разбросав бетонные плиты на такую впечатляющую дистанцию. Что касается того, «Камень» это или не «Камень», генерала это не тревожило. У «Скарабея» максимальная дальность стрельбы в 2,5–3 раза меньше, и все установки в калининградском анклаве были накрыты первым же артиллерийским ударом Многонациональных Сил. Но что SS-26 «Stone», что SS-21 «Scarab A» [39] могли нести тактические ядерные заряды. То, что взрыв был неядерным, было важнейшим прогностическим признаком. У них все получается. Они все делают правильно. Русские загоризонтным ударом разрушили развязку А191/Объездное шоссе, реально имеющую сейчас вес золота. Соответственно, графики движения блокировавшей город с востока польской 12-й Механизированной дивизии придется кроить по живому. Более того, они едва не накрыли его самого. Веди командир эскорта их колонну чуть быстрее в течение последнего десятка минут — и они вполне могли бы угодить точно под удар. Вот это был бы номер: командующий 7-й армией США, командующий армией США в Европе, командующий Многонациональными Силами погиб в первый же день миротворческой операции, накрытый тупой русской ракетой! Многие телезрители дома даже не поняли бы, что это один и тот же человек, — слишком мало прошло времени от начала операции. И каков был бы теперь ее ход?
39
Оперативно-тактический ракетный комплекс 9К720 «Искандер» и тактический ракетный комплекс 9K79 «Точка» по классификации НАТО соответственно.
Все разошлись по своим машинам — оставаться в неподвижности, тем более собравшись такой заметной группой, было небезопасно. Они поменялись автомобилями с парой офицеров-связистов, оставив поврежденную командно-штабную машину на прежнем месте в колонне. А Хертлинг все думал, причем не о том, о чем должен был. Не о графике движения головных элементов польской дивизии, не о том, что означает и может означать пусть неядерный, но пропущенный системой оповещения удар тактической ракеты. И даже не собственно о том, что он мог погибнуть сам, — в клочья разнесенный тысячами осколков, вмятый в бетон, расплющенный ударом плиты. Нет, он думал об ином. Что бы сказал президент, что бы сказали его враги в Сенате и Конгрессе, узнав о гибели или пусть даже ранении командующего через 20 минут после столь пафосного интервью? Не воспользовался бы кто-нибудь из политических маргиналов шансом выпятить себя, пусть даже пожертвовав будущим страны и мира? Президент слаб, он всегда может объявить произошедшее трагическим недоразумением — к радости все, разумеется, понявших русских. Выбрать несколько козлов отпущения, указать на них толпе журналистов. Развернуть мощности пропагандистской машины с обвинений русских на «снижение напряженности после трагического инцидента, вызванного своеволием нескольких офицеров, практически пошедших на мятеж…» Генерал был реалистом и понимал, что это вполне может случиться и сегодня, и завтра. Но, наверное, не послезавтра. Потому что послезавтра он уже будет во Ржеве. В конце концов, произошедшее совершенно не опровергло принятый им и всей армией США алгоритм действий: все будет зависеть от скорости их движения.
Воскресенье, 17 марта
От Камчатки до Финского залива Россия до сих пор остается страной кислотных дождей, тяжелых металлов и плутония. Куда ни ткни на карте России — обязательно попадешь или в отравленную реку, или в ржавеющий корпус подводной лодки, или на радиоактивную степь, или на выжженную химикатами березовую рощу, или в слабо светящегося в темноте крестьянина — обладателя средней продолжительности жизни в 34 года.
Свои первые потери Sily Zbrojne Rzeczypospolitej Polskiej, то есть Вооруженные Силы Польской Республики, понесли еще задолго до начала операции «Свобода России». По дорогам Польши двигались сотни тысяч человек, и рядовые, подофицеры и офицеры гибли в автомобильных катастрофах. Вплотную к границе разгружались десятки тысяч тонн боеприпасов, боевой техники и разнообразного оборудования — и они погибали от несчастных случаев, всегда неизбежных при разгрузке и особенно многочисленных, когда техника безопасности приносится в жертву скорости и необходимости работать в ночное время суток. Было несколько случаев неосторожного обращения с оружием, в том числе один довольно подозрительный — старший капрал из состава разведбатальона 16-й Механизированной дивизии подорвал ручную гранату в палатке, где вместе с ним погибли сразу четверо и еще несколько рядовых и капралов получили ранения разной степени тяжести. Было несколько самоубийств, опять же неизбежных в ситуации, когда нервы до предела напряжены у такого количества людей. Причем распределялись они почти равномерно по подразделениям, попавшим в первый эшелон
В течение многих часов после начала операции никакого скачка потерь не было. Пограничные войска и расквартированные в калининградском анклаве подразделения Вооруженных Сил РФ были буквально сметены огневой мощью миротворцев, первый удар которых пришелся непосредственно по казармам, общежитиям офицерского состава и пограничным заставам. После этого сопротивление было спорадическим и оказывалось изолированными группами русских военнослужащих и полицейских, в подавляющем большинстве случаев имевших лишь легкое стрелковое оружие и минимальный носимый запас боеприпасов. По имеющимся данным, после пересечения границы с русской боевой техникой несколько раз сталкивались подразделения 35-й Пехотной (Механизированной) дивизии армии США, но налаженная система тактической разведки работала пока идеально: ни в одном случае русской бронетехнике и мобильным ракетным и артиллерийским системам не удалось нанести удар по наступающим соединениям Межнациональных Миротворческих Сил. Три дивизии головного эшелона за считаные часы рассекли калининградский анклав Российской Федерации (отныне и на ближайшие годы — «Зону Урегулирования „К“») на несколько частей и начали «зачистку» остатков военных городков и погранзастав выделенными боевыми группами силами от роты и выше. Под контроль брались базы долговременного хранения военной техники, причалы, объекты военной, промышленной и гражданской инфраструктуры — в первую очередь грузовые районы морских портов. Польская 12-я Механизированная дивизия была одной из них, но ей достался сектор, в котором расположение русских сил было наиболее разреженным, и пока она не столкнулась с каким-либо сопротивлением сильнее «номинального».
Калининград был «особым случаем». Командующий Сухопутными силами Польской Республики генерал Збигнев Гловенка был полностью уверен, что после имевшего место ракетно-артиллерийского удара в его силах взять столицу русского анклава самостоятельно. Однако две его дивизии, в том числе наиболее боеспособная 11-я Бронекавалерийская, вошли в состав второго эшелона Межнациональных Сил и пока даже не начали выдвижение к бывшей Государственной границе. Почему — это он понимал прекрасно. И не хуже него это сейчас понимал командир первой из идущих вперед, на восток, дивизий Вооруженных Сил Польской Республики, 12-й Щецинской механизированной дивизии имени Болеслава III Кривоустого. Полгода назад дивизией командовал генерал-майор Марек Томашевский, тезка известнейшего пианиста, занявший должность инспектора сухопутных сил по боевой подготовке. Сменив его, 12-й дивизией командовал сейчас 50-летний генерал бригады Иренеуш Бартняк, бывший командующий аэромобильными силами. Агрессивный, умный, прошедший Ирак первый раз в качестве командира польской Отдельной воздушно-десантной группы в составе польского контингента Межнациональных Сил, а во второй — уже в качестве командира Центральной/Южной Межнациональной дивизии (MND-CS). Обойдя Калининград с востока, подавив несколько очагов сопротивления с ходу и получая исключительно благоприятные отчеты от продолжающих зачистку подразделений, командир дивизии уже к полудню полностью уверился, что смог бы взять город и в одиночку. По его мнению (в целом разделяемому многими другими польскими генералами), выбор американской 35-й дивизии для взятия Калининграда был обусловлен действием не военных, а чисто политических факторов. Ни одна из трех дивизий Бундесвера не вошла в первый эшелон, хотя их боеспособность была не ниже, чем у дивизий американской Национальной гвардии, к которым 35-я относилась. Одна польская дивизия вошла, но во взятии города (у профессионального военного язык не поворачивался назвать это «штурмом») не участвовала. Почему? А давайте вспомним, кому Восточная Пруссия принадлежала раньше. А потом давайте вспомним, кому она принадлежала еще раньше, до XIII века, зенита военной славы Тевтонского ордена. Вспомнили? Ну так теперь вам не составит труда очертить список тех государств, которые будут претендовать на эту территорию в XXI веке после поражения Российской Федерации. Американцев ни до, ни после XIII века здесь точно не было. Поэтому да, было логичным, что Польша играет подчиненную роль во взятии анклава под контроль, а Германия — вообще никакой роли. Их очередь придет позже, и можно ожидать, что войны хватит на каждого, и еще с избытком. Ох, еще как хватит, панове…
Большинство современных поляков были непоколебимо уверены: только предательский удар советской армии в спину Войску Польскому в сентябре 1939 года помешал тому отразить удар германского Рейхсвера и, измотав Люфтваффе, перейти в наступление на Германию. Ударь большевики чуть позже — и непоколебимые дивизии Войска Польского опрокинули бы сначала швабов, а потом их самих и гнали бы обоих еще долго. Так учили сейчас и в школах, и поскольку возражающих голосов не было слышно, то у молодежи не имелось оснований полагать, что на самом деле было не так. Но офицеров учили иначе, и у них было больше мозгов, чем у свежих выпускников школ. Да и сами они были постарше, а это за редкими исключениями добавляет ума автоматически. Генерал бригады Бартняк окончил Артиллерийскую академию имени генерала Бема в Торуне еще в 1985 году, когда большинство служащих (воюющих!) в его дивизии рядовых и подофицеров еще цеплялись за женскую грудь, а некоторые из старших офицеров еще не начали делать это, хотя уже с совершенно другими целями… В дополнение к этому в 1990 году он прошел «Специальный курс» командиров артиллерийских батальонов, а в 1994 году окончил Национальный университет обороны в Рембертове, одном из спутников Варшавы. Akademia Obrony Narodowej являлась высшим военно-учебным заведением Польской Республики. Учитывая ограниченный объем ее Вооруженных Сил, 100 тысяч человек постоянного состава и 20 тысяч резервистов (вот пример ярко выраженного несоответствия между военной мощью и уровнем амбиций Сейма и собственно народа), генерал входил в элиту страны. В том числе — в отношении интеллекта в целом и способности к анализу и синтезу в частности. Лично он не верил, что в 1939 году страна могла отразить нашествие хотя бы одной из сторон — нацистской Германии или Советской России. Поэтому относился к ситуации реалистично.